Владимир Орестов Удар в перекладину

Все имена, фамилия, названия футбольных клубов являются исключительно выдумкой. Любое совпадение случайно и непреднамеренно.

Вступление

ВИКТОР

Взорвались, заревели трибуны на тысячи тысяч голов. Затрубили слоны, вздымая к закрытой крыше серые шланги хоботов, зарычали львы и рыси, заблеяли бараны и козы. Даже мыши на нижнем секторе подняли дружный, на грани слышимости писк.

Белоснежный носорог забил в барабан, бухая огромными лапищами.

Мелкие, покрытые густой коричневой шерстью макаки побежали по кругу, перепрыгивая из сектора в сектор, улюлюкая и кидаясь друг в друга каким-то мелким мусором.

Где-то пронзительной нотой запел петух, и ему тут же вторили несколько собак. Звук мешался и казалось, что где-то там в вышине сидит огромный, страшный зверь – многоголовый и многоголосый.

Стадион ждал.

Это просто сон, – подумал Виктор и ещё раз оглянулся на центральный круг. Там никого не было – только густые полотнища тумана.

Это всего лишь сон, – он подтянул гетры и перешнуровал бутсы. Шнурки завязывались с трудом, неохотно, пальцы то и дело расплывались в туманное марево. Это точно сон.

Он наконец справился с обувью, поднялся на ноги и пошёл в сторону ворот – единственного объекта на поле, не скрытого туманом. Шлось тоже нелегко: то ли давил воздух – тяжёлый и влажный, то ли несмолкающий рёв трибун. Виктор так и не смог пока понять – за него эти трибуны или против него. Против – значит, за вратаря соперника. Его силуэт как раз сам собой нарисовался в пустой рамке, но кто он – человек, зверь, призрак – пока ещё видно не было, несмотря на то что Виктор уже был на границе штрафной. От этого силуэта становилось не по себе, поэтому он наклонил голову и прошёл последние метры не глядя вперёд.

Мяч лежал на одиннадцатиметровой отметке. Виктор поднял его, подбросил в воздух, поймал, сжал ладонями.

Мяч как мяч – упругий, лёгкий, правильный. Мяч как мяч. Только почему тогда эмблемы спортивных фирм на нём скачут и расплываются, стоит остановить на них взгляд. Прыгающая пума превращается в три полоски, полоски – в квадрат, квадрат – в галочку, и по новой.

Потому что это сон, – ответил Виктор себе и, внезапно разозлившись, поднял взгляд, при этом уже догадываясь – кого он увидит в воротах.

Он прекрасно знал этого человека и очень сильно его не любил, подчас ненавидел. Человека, лишившего его столь многого.

Что появилось в его глазах, когда Виктор поставил мяч обратно и ковырнул газон бутсой. Раскаяние? Сожаление? Страх? Нет. Равнодушное тугое молчание.

Он сделал несколько шагов назад. Противник стоял как вкопанный, молчаливая, стальная статуя вратаря. Каменный гость, зашедший в рамку и оставшийся в ней.

Куда он прыгнет? Налево? Направо? Или останется стоять? А куда ударит Виктор?

Трибуны заревели ещё громче, и Виктор понял – времени решать уже не было. Он будет бить влево. Почему влево? Потому что обычно он бьёт… а куда он бьёт обычно?

Не важно!

Разбег, с каждым шагом ноги всё больше сбрасывали сонную одурь, двигались всё быстрее и чётче.

Отметка. Левая нога останавливается сбоку от меча, а правая, разогнанная, рвущаяся вперёд, наносит удар щекой.

Мяч выстреливает и в этот же момент выстреливают ноги противника. Но только он прыгает направо, а мяч несётся в левый угол ворот.

Гол!

Но почему удар мяча о сетку звучит гулко и звонко, как колокол?

Почему противник не выглядит расстроенным, а сонно смотрит на него, моргая невидящими глазами?

Почему молчат трибуны? И почему они пусты?

И почему он чувствует, что видит этот сон уже в тысячный раз…

ДМИТРИЙ

Заснуть не получалось…

Дима нащупал телефон, вышел на кухню. Распахнул окно, уселся на подоконник, вдохнул тяжёлый ночной воздух. Темень стояла непроглядная – типичная южная ночь, а вот звёзды, напротив, светили чрезмерно ярко в небе над Землёй Обетованной. Несмотря на октябрь, холодно не было. Здесь вообще никогда не бывает холодно, – подумал он.

Закурил, открыл WhatsApp. Доктор был в сети. Вероятно – на сутках.

«Добрый день. Как у нас дела?» – помедлив секунду, напечатал он.

Появилась одна галочка, вторая. Галочки посинели. Доктор прочитал. Начал набирать что-то в ответ. Дима отвёл взгляд, затянулся пару раз, затем выругался, выплюнул перекушенный фильтр. Телефон завибрировал. Пришло новое сообщение.

Очень медленно Дима поднялся с подоконника, взял сигареты, вернулся на место, закурил новую, взял телефон. Выдохнул, открыл, прочитал:

«Без особой динамики. Работаем. Делаем что можем».

Затяжка, ещё одна.

«Спасибо. Нужна ли какая-то помощь?» – напечатал он в ответ.

«Нет, всё есть. Евгения каждый день приходит, если что-то надо купить – покупает».

Приходит-то, приходит, – подумал Дима, – а вот трубку не берёт…

«Ещё раз большое спасибо. Можно ли вас завтра набрать, поговорить?»

Пауза. Ответ:

«Да, конечно, после 10 набирайте. Я смену сдам. Поговорим. Удачи в следующей игре!»

Дима удивлённо приподнял брови. Удачи в следующей игре? Хотя фамилия у доктора Кольмансон, почему бы ему и не следить за футболом исторической прародины.

Поблагодарив врача, Дима отложил в сторону телефон. Собрал окурки, спустил их в унитаз, дважды нажав на кнопку и убедившись, что они действительно утонули.

Покосился на часы. Начало второго. До утра ещё море времени. Выветрится.

Он открыл холодильника. Странно. Вроде бы пиво было… а вот его почему-то нет. Но не беда. Нету пива – есть что-нибудь другое.

Залпом, как лекарство, проглотив пятьдесят граммов виски, Дима лёг в кровать.

Потянулся к тумбочке, взял из нескольких раскрытых книг первую попавшуюся, тупо уставился на название. «Уильям Шекспир. Избранные пьесы».

Открыл «Бурю», пять минут почитал, а, скорее, поскользил взглядом по знакомым буквам и заснул.

Дима стоял у газетного развала на вокзале. Над головой громыхнуло: «…отправляется с шестого пути». Гиена, продававшая газеты, одетая в потрёпанное платье из ситца, вся какая-то потасканная, измятая, сунула ему в руку тонкий свёрток.

Он хотел отказаться, но почему-то не стал. Быстро глянув на газету (заголовок был всё тот же, дата выпуска та же – почти десять лет назад), он двинулся в сторону выхода, не обращая внимания на сошедший с ума громкоговоритель, всё кричащий про шестой путь. Насколько он помнил – как только он пройдёт через вокзал и выйдет на площадь – всё закончится. Проходя мимо урны, он небрежно швырнул газету в ту сторону.

Бомж-енот проводил его подслеповатым взглядом из-под треснувших очков и нырнул обратно в урну.

Недолетевшая до цели газета рассыпалась на листы. Их подхватил