заявить подобное могло множество людей – кому же промозглым зимним вечером придется не по нраву сытный ужин и вино? С другой – немногие знакомые мне люди отличались такой бесцеремонностью и прямолинейностью, и я ощутила неясные подозрения, которым суждено было подтвердиться спустя минуту-другую.

Незваный гость, даже не подумав вытереть грязную обувь о коврик, уже устроился в кресле и снял капюшон, отшвырнув свою дорожную сумку в сторону, едва не зашибив при этом пару-тройку котов.

– Магистр Виктредис! – воскликнула я, с удивлением рассматривая своего бывшего хозяина.

Виктредис сильно изменился за прошедшее время. Его лысина стала куда как значительнее, а лицо приобрело несвойственное ему ранее выражение лихости и нахальства. Я вынуждена была признать, что беспутная жизнь пошла беглому поместному чародею на пользу. Если ранее он был уныл, как переваренная овсянка, то теперь во всей его тощей фигуре чувствовалась уверенность в себе и вкус к жизни – пусть даже и испорченный донельзя. Унылый мизантроп превратился в мизантропа-авантюриста, к тому же, определенно пьющего в ущерб здоровью и спокойной жизни.

Я приготовилась дать отпор, так как мой опыт подсказывал – беглый поместный чародей пришел сюда пытать счастья, не найдя другого места для зимовья. Холодная пора в Эпфельредде отличалась суровостью, и всякий бедовый человек старался в преддверии морозов забиться в теплый угол, усмирив до поры до времени страсть к приключениям и разгульной жизни.

– Да, это я, – объявил Виктредис, ничуть не смутившись при виде моего откровенно недоброжелательного выражения лица. – И я желаю знать, каким образом вы намереваетесь оправдаться предо мной за весь тот ущерб, который причинили! Мой дом, мое доброе имя, моя должность, наконец! Все это кануло в безвестье благодаря вам, двуличная притворщица!

За этим последовал быстрый испытующий взгляд, смысл которого я легко разгадала. Беглый чародей не был уверен в том, представляю ли я теперь собой равного ему противника, так как привык к беспрекословному подчинению с моей стороны. Однако он, будучи не таким уж простаком, подозревал, что с тех пор, когда я ходила в служанках, все несколько переменилось. Следовало поставить все на свои места

– Вы сбежали, – сказал я, глядя ему прямо в глаза.

– Вы обманули жителей города.

– Вас бросили в тюрьму за шулерство.

– Ваш отец и сейчас в Армарике.

Я мысленно хмыкнула. Следовало признать – маг-ренегат был неплохо осведомлен, так что следовало вести себя понаглее.

– Зато у меня есть орден.

– Потому что за вас вступился прощелыга Каспар.

– Он и сейчас вступится, будьте уверены.

Тут Виктредис резко повернулся и ткнул пальцем в сторону замершего в углу Виро, уже спрятавшегося под своим балахоном, но явно не знающего, что ему предпринять далее.

– У вас в доме прячется демон!

– А вас разыскивают за очередное преступление и обещают награду за вашу голову! – сказала я, сузив глаза. Это был блеф, но, похоже, я попала в яблочко. Да и то сказать – яблочко это было величиной с арбуз, не меньше.

Мы некоторое время молчали, одаривая друг друга пронзительными взглядами.

– Ладно, – Виктредис вздохнул и сдался. – Мне некуда идти, я вконец поистратился и изрядно наследил на юге, так что мне нужно где-то переждать эту зиму.

– А мне нужен помощник для охоты на нечисть, – сказала я, выразительно помахав перед носом мага забинтованной рукой. – Сюда весть о ваших бесславных деяниях доберется нескоро, если вообще доберется. Главное, чтобы вас простила Лига, ведь наблюдатель немедленно уведомит ее о вашем появлении. Прятать вас я не собираюсь, мне хватает одного страхолюдного кузена-алхимика. Люди будут думать черт знает что о семье, где уродилось столько искалечивших себя идиотов...

И я, впервые за все то время, что прошло с момента моего назначения поместным магом, написала письмо Каспару. Он было сухим и бесстрастным, хотя пока я его писала, мои щеки алели, точно маков цвет. В письме я просила крестного вступиться за беглого чародея и назначить его моим помощником, так как я не справляюсь с последствиями возникновения хаотического портала. Каспар мне ничего не ответил, но спустя две недели я получила письмо, покрытое сургучовыми печатями Лиги и витиеватыми подписями Артиморуса Авильского, после чего изрядно опостылевший мне Виктредис, превратившийся в несноснейшего кутилу, наконец-то выбрался из своей комнаты, переоделся, слегка протрезвел и отправился вместе со мной на прием к бургомистру.

К концу зимы я даже не знала, что же было хуже – прислуживать зануде Виктредису, или же командовать Виктредисом-гулякой. Ленив он был все так же. Но, все же, приходилось признать, что количество укусов и ушибов, выпадающих на мою долю, несколько снизилось, а в доме появилось живое существо, которое было обижено на весь белый свет, а не только на одну меня. К тому же, Виктредис ненавидел котов, благодаря чему их количество хотя бы не увеличивалось. У мага быстро выработалась привычка швыряться в котов пустыми бутылками, и те благоразумно держались от него на почтительном расстоянии. Когда мне становилось невмоготу терпеть кошачьи вопли, я перебиралась поближе к бражничающему Виктредису – в этом случае приходилось терпеть ядреный хмельной дух, который окутывал чародея, точно светящиеся ореолы у фей на иллюстрациях к детским сказкам.

Следующей весной маг несколько дней кряду порывался сбежать, влекомый запахами, что приносил южный ветер, затем, терзаясь сомнениями, запил, и через неделю объявил, что осознал свою ошибку – его дом и призвание всегда были здесь, но он не сразу их узнал из-за будничного обличья.

К тому времени я трезво оценила пользу, которую приносила прямолинейность и наглость Виктредиса во время обсуждения с клиентом вознаграждения, и была благодарна ему за компанию, которую он составлял мне. Недовольным в сложившейся ситуации остался разве что Виро да его коты, но дом был достаточно велик, чтобы вмещать и кошачью стаю, и гору пустых бутылок.

Жизнь в который раз показала, что мои представления о ее устройстве весьма наивны. Помнится, когда-то мне казалось, что стоит мне стать поместным магом, как существование мое приобретет черты размеренности и добропорядочности, а я, обретя уважение и почет, буду ценить каждый миг долгожданного благоденствия. Картина моего будущего была сплошь увита розами, а где-то вдали, на самом горизонте виднелся силуэт магистра Каспара, торопящегося из неведомых краев, чтобы сказать мне что-то очень важное. На самом же деле по прошествии нескольких лет я, не изменив к лучшему ничего ни