меня позже назначена встреча с тем новым агентом, о котором я тебе рассказывал, — объяснил он, проводя Ленни через крошечную квартирку в такую ​​же тесную ванную. — Этот чувак говорит больше о национальной коммерческой работе и регулярных прослушиваниях для гостевых съёмок на сетевых концертах. Это серьёзно.

После многих лет борьбы казалось, что Уолтер уже в пути, и хотя Ленни не мог не завидовать, он искренне радовался за него.

— Все эти хорошие вещи происходят, а ты меня бросаешь.

— Да ладно, чувак, я никого не бросаю, я…

— Ты был неправ, когда решил уйти из актёрского мастерства, — перебил он, стоя перед зеркалом в ванной и проводя бритвой по лицу, — и ты ошибаешься сейчас. Кстати, с днём ​​рождения, ужин и фильм с меня, когда вернёшься.

— Спасибо. Я просто хотел попрощаться перед тем, как уехать, вот и всё.

— Почему ты так говоришь, как будто никогда не вернёшься?

— Потому что так и может быть.

— Херня. Что ты собираешься делать в каком-нибудь доме в Вермонте?

— Нью-Гэмпшир.

— Какая разница. Ты житель Нью-Йорка, Ленни. Большой город теперь у тебя в крови.

— Это было когда-то, когда я ещё думал, что смогу чего-то добиться.

Уолтер перестал бриться достаточно надолго, чтобы направить бритву на единственное окно в комнате.

— Это всё ещё там. Ты просто должен следить за этим.

— Для меня всё кончено. Я знал это, когда решил остановиться.

— Я всего в нескольких минутах от встречи с новым агентом, а ты строишь из себя Сильвию Плат, подумай об этом.

— Хорошо, я сделаю то, что делает Табита, и просто поваляюсь в дерьме, как тебе?

— Дело с Табитой — это совсем другой разговор. Она убивает тебя.

— Она просто тебе не нравится.

— Мне не нравятся люди, которые обращаются с тобой как с дерьмом.

— Её жизнь тоже сложилась не так, как она надеялась. Ради всего святого, она классически обученная танцовщица. В одно мгновение она вышибает себе колено, и всё кончено, просто так. Она зарабатывает на жизнь разливом кофе, как ты думаешь, что она будет чувствовать?

— Меня беспокоишь больше ты.

— Я ничем не отличаюсь, просто ещё один неудавшийся актёр, каких пруд пруди.

— Судьба сделала с ней такое. Ты сделал такое с собой сам. Проблема с Табитой в том, что она тебя уничтожает. Ты никогда не должен был съезжаться с ней.

— Просто сделай мне одолжение и время от времени заглядывай к ней, ладно?

Он отвернулся от зеркала.

— Ты серьёзно? Табита меня ненавидит.

— Сделай это для меня.

Уолтер издал долгий, драматичный вздох.

— Хорошо.

— Я лучше пойду.

Он снова обратил внимание на раковину, на мгновение сполоснул бритву под краном.

— Что ты собираешься делать в глуши? Кроме того, вся эта история с этой твоей подружкой для тебя всегда была больным местом. Зачем копаться в этом негативном дерьме из прошлого? Что из этого может быть хорошего?

— Это просто то, что я должен сделать.

— Хорошо, тогда иди и сделай это, — он продолжал бриться. — Поезжай туда и посмотри на птичек, кроликов и прочее дерьмо — чем там, чёрт возьми, занимаются люди — и поплачь о какой-нибудь старой подружке, которую ты едва знал миллион лет назад. И когда ты насытишься этим весельем, продай свалку за всё, что сможешь. Между этим и тем, что я получу из этого телевизионного ролика, мы можем собрать постановку той пьесы, о которой мы всегда говорили.

— Ага, — сказал Ленни, уже зная, что он лжёт. — Конечно.

Лицо Уолтера растворилось, превратившись в лицо Шины.

Он держал его в уме какое-то время, прежде чем понял, что это была её девятнадцатилетняя версия, единственная, которую когда-либо знал Ленни.

По какой-то причине ему никогда раньше не приходило в голову, что его визуальные воспоминания о ней застыли во времени и сильно устарели. Ещё до своей смерти Шина отсутствовала годами, превратившись в женщину почти сорока лет.

«Боже мой, куда, чёрт возьми, ушло время?»

Интересно, узнала бы она его тридцатидевятилетнюю версию? Неужели он так сильно изменился? Он, вероятно, узнал бы её. Как он мог не узнать? Хотя жизнь изменила всех.

Ленни поехал дальше, оставив город позади.

* * *

После почти шести мучительно монотонных часов, в течение которых он объехал некоторые части Коннектикута и Массачусетса, Ленни наконец прибыл в Нью-Гэмпшир. Более чем через час он наткнулся на большую зону отдыха, в которой также располагались закусочная и информационный центр. Через дорогу был небольшой придорожный мотель. Закусочная была ещё открыта, так что он поехал на пит-стоп. Он не ел весь день и не разминал ноги после короткого перерыва в ванной, который он сделал несколько часов назад. Согласно его указаниям, он был ещё примерно в тридцати с лишним минутах от пункта назначения, небольшого сельского поселения, известного как Ловчий лес.

На дорогах в основном были восемнадцатиколёсные автомобили и другой коммерческий транспорт, но было и несколько легковых автомобилей. Из-за небольшого количества машин, с которыми он столкнулся на шоссе, Ленни был удивлён, обнаружив, что стоянка такая загруженная.

Он вышел из машины, завернулся в пальто и закурил. В Нью-Йорке было холодно, но здесь температура была значительно ниже. По крайней мере, после нескольких часов наблюдения за бесконечными участками тёмного шоссе, проходящего под его капотом, холод помог ему проветриться. Он сделал несколько быстрых затяжек, затем выбросил сигарету и зашагал по грязной стоянке к закусочной. Неоновая вывеска, рекламирующая это место, освещала площадь достаточно, чтобы Ленни мог прочитать на циферблате своих наручных часов: 23:23.

Он проскользнул внутрь. Его встретил порыв нагнетаемого горячего воздуха вместе с запахами завариваемого кофе и жареной пищи. Ленни подошёл к прилавку, выбрал табуретку и потянулся к ламинированному меню, застрявшему между двумя диспенсерами для салфеток. Он огляделся. Повсюду пластмасса и нержавеющая сталь, седой повар яростно работает на открытой кухне сразу за задней стойкой, две официантки жонглируют тарелками с дымящейся едой, а многочисленные путешественники и дальнобойщики суетятся за столиками вдоль прилавка. Рядом с секцией справа от входа вдоль стен стояли несколько видеоигр, автоматы для игры в пинбол и торговые автоматы. За ними были туалеты. Звук шипящего мяса, лязг посуды и ровный гул голосов наполнили влажный воздух. Все годы актёрской карьеры научили его изучать вещи, видеть то, что другие могут упустить. В значительной степени быть артистом означало изучать мир — всех и вся в нём — с острым взглядом, внимательным к тому, чтобы впитывать и замечать всё, что