- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (5) »
Григорий Бакланов
Нездешний
Рассказ
Они играли в шахматы, лежа на полу. Старший подолгу задумывался, подперев голову, вздыхал, стряхивал пепел в блюдечко. – Ну чего ты? Ходи! – торопил младший. Он уже расставил ловушку, просчитал на три хода вперед. Брат посмотрел на него, будто не сразу узнав, будто просыпаясь. Он лежал на животе, тапки с ног скинул. – А чей ход? – Да твой же, твой! Ты, правда, какой-то нездешний вернулся. Ты играешь или не играешь? – Играю… Женщина в черном платье сидела на земле, изогнувшись тонким телом. Поднятые вверх руки держала на затылке. Ноги босые. Про нее было известно: снайпер. И вроде бы не чеченка, украинка. Расспросить ее не подпускали, оператор снимал издали: ее и солдат, обступивших полукругом, выражение их лиц. Вместе с ранеными ее отправили вертолетом в Моздок. Рассказывали, будто в воздухе раненые выпихнули ее за борт. А он видел и видел вновь, как в окружении солдат она сидит на земле с поднятыми за голову руками. – Ну, ходи, – ныл Димка. Желтые от табака пальцы вытянули коня из-за строя пешек, подержали на весу, поставили неуверенно. Димка вскочил на ноги, запрыгал, захлопал в ладоши. – Кажется, я тебе тут что-то прозевал. Ладью? – Прозева-ал… Не прозевал! Ты вон сколько думал. – Ладно, сдаюсь. – Нет, доиграем. Бери уж, так и быть, ладью обратно. Можешь переходить. Старший брат поднялся с пола, потянулся до хруста в суставах, почесал спину о косяк двери. – Там в ванной щетка есть такая с длинной ручкой. Жесткая. Почеши мне спину. И лег лицом вниз на диван, задрал рубашку до плеч. Младший работал щеткой. – У тебя уже вся спина красная. – Еще разок. И бока. И поясницу. Потом пригреб младшего брата к себе, и они лежали рядом на диване. – Ты в каком теперь классе? В шестом, в седьмом? – В седьмом. Ты что, забыл? – Забыл. А вот родной запах брата не забыл. Хорошо было вдыхать его. – Помнишь, мы с тобой рыжую собачку подобрали? Морда, как у лисички. Голодная была. А пожила у нас, чесаться стала. Мы еще к ветеринару возили. Это, говорит, диатез у нее пошел. От хорошей пищи. Вот и у меня вроде того. Искупаюсь, все тело чешется. Какие вы теперь прически носите!.. Он взъерошил брату волосы. Тот вывернулся из-под руки: – Давай доиграем! – Успеем. – Да-а…Сейчас эти приедут. Тебе охота ехать? – Не-е. – А чего едешь? Старший не ответил. Лежал, закрыв глаза. Вот если б Димка не возился, полежал тихо, он подремал бы рядом с ним. Тепло его чувствовать, слышать его дыхание. Там он засыпал мгновенно, хоть сидя, хоть стоя: пять минут, да – твои. А дома тихо, хорошо, а он среди ночи встает курить. Когда смотришь в темноте на уголек сигареты, опять все перед глазами. И то, чего видеть не хочется. И мысли всякие. Отец у них – человек твердых взглядов, знает, что есть что, и знает неколебимо. Ему рассказывать – себе дороже: послушает, послушает с улыбкой превосходства и тебе же начнет объяснять, как все это понимать надо. Домашний политрук. А мать жаль. Она давно уже привыкла не сама думать, говорит его словами, не то, что сердце ей говорит. Она и назвать его не смогла, как хотела, из роддома написала отцу: "Смотри, какое хорошее имя Мишенька. Давай нашего сыночка так назовем…". Но отца звали Пал Палыч. И деда звали Пал Палыч. И сын должен быть Пал Палыч. Недавно брал интервью у командующего, у генерал-полковника. Тот видит его впервые и вдруг: "Это ты, что ли, Пал Палыч?". А Димка, скосив глаза на шахматную доску на полу, мысленно доигрывал партию за него и за себя. И раздался звонок в дверь. – Ну вот, говорил, не успеем доиграть. – А ты сохрани на доске, вернусь – доиграем. Шлепая тапочками по полу, Паша пошел открывать дверь. Открыл и предстал во всем домашнем: в джинсах старых, протертых, в рубашке линялой навыпуск. – Нет, глядите на него – в тапочках! Там уже столы накрыты, а он как бы в тапочках… Все пятеро они, теснясь, вступили в крохотную переднюю, обдав духами и морозным воздухом: Олег с женой, с Галкой, она – в норковой шубе до пят; Генка с очередной подругой, она – в норковой шубейке. А еще одна – без шапки, вся навороченная, в распахнутой телячьей шубе: рыжая шкура белыми пятнами. Точно такого теленка, бело-рыжего, убило там при бомбежке, лежал, вытянув морду, из ноздрей натекла кровь, рога только-только обозначились. Они варили потом в ведре его мясо. – Слушай, что там у тебя делается перед домом? Не припарковаться, топали черт-те откуда. Девица в телячьей шубе тем временем подала влажную теплую ладонь: – Мила. Резкий запах ее духов он чувствовал на своей ладони, когда спешно, под руководством Олега собирал сумку в дорогу. – У тебя что, желтого галстука нет? Как же быть? Там купим? Впрочем… – Олег на миг озадачился. – Бабы в длинных вечерних платьях, мы с Генкой – в строгих, как бы черных костюмах… Нас ждут, ты ж понимаешь, в ярких пиджаках, а мы удивим: в строгих черных костюмах. А ты – в джинсах и свитере. Гениально! Ты оттуда, ты еще весь там. А из комнаты, где они играли в шахматы, – голос Милы, детский, но с хрипотцой: – Мальчик, ты в каком классе? – Ни в каком. – Ты не учишься? Что же ты делаешь? – Газетами торгую. У светофора. Миллионером буду. – Ах, обманщик! Ах, шалунишка! – Руку! – рявкнул Димка. Молодец. Потянулась, наверное, потрепать его по волосам. – Учти, девка отвязанная, – Олег снизил голос. – Завалимся туда, оттянемся по полной программе. – А у Генки опять новая? – спросил Паша. – Скажи хоть, как зовут? – Зовут? Зовут, зовут, зовут… Дина! – Дина была, когда меня еще осенью отправляли. – Да? Ну, значит – Зина, – Олег хохотнул. – А я ее по старой памяти Диной зову. Откликается. Вот чего Паша не мог понять: Генка – урод, цирковой клоун таким себя не нарисует. И ток-шоу его – для дебилов. Но – успех, девки западают на него. Вчера на лотке у метро видел в глянцевом журнале: горнолыжники. Среди них Генка с подругой, с этой самой: Диной? Зиной? Написано было: с подругой. Успел уже свозить ее в Австрийские Альпы. Горы, солнце, небо, снег слепящий. Яркие на снегу костюмы, очки в пол-лица. Он было хотел купить этот журнал, и продавец заметил: "Самый свежий номер. Только что получили". Но сопоставил, посмотрел, когда подписан в печать. Примерно в это время наши десантники попали в засаду в горах: туман был сильный. Они лежали мертвые на снегу, а единственный уцелевший, раненый, взятый в плен, ковылял среди трупов и что-то говорил. С чеченцами был французский оператор, он подробно снял все. – Ну, понеслись! – Олег подхватил его сумку. В дверях, обернувшись, видел Димкин взгляд. Димка что-то ворчал. Он ворчал: "Какие крутые! Три минуты варились, уже –
- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (5) »