дел, вытерла о полотенце руки и передала сыну четыре холодные жестяные банки, сказал:

– Мам, а помнишь, в деревне рассказывали о каком-то странном человеке, который пришёл с Шайтан горы? Расскажи нам, пожалуйста.

Словно сказительница из советских детских фильмов, Лидия Михайловна сложив руки, удобно устроилась в ярко освещённом проёме раскрытого кухонного окна. Сначала она ссылалась на то, что история это очень старая, и она тоже мало что помнит, но затем, поддавшись на уговоры молодых людей, начала говорить.

– Это мне ещё моя бабушка рассказывала, поэтому и она могла что-то забыть за давностью лет, да и я не всё уже упомню. Говорили, что однажды в Байгул пришёл очень странный человек. Было это в 1910 году. По виду ему было вроде как лет 30 – 35, и говорил он как бы на русском языке, но что-то с ним было не так. Во-первых, бросалась в глаза его одежда – совершенно непонятная, такую никто из селян раньше не видел. Во-вторых, волосы – пострижены и уложены причудливым образом. И наконец, язык – вроде бы и русский, но его мало кто понимал. Акцент ли, диалект был у него явно не местный. Ну и поползли слухи, что он иностранный шпион, хотя оставалось неясным – что шпиону делать в такой глуши. Его так и прозвали немцем. Но главное, он утверждал, что пришёл с Шайтан Тау. И ведь, правда, говорили, что видели, как он вошёл в деревню именно с южного направления. Человек этот всё искал кого-то – то ли родственников, то ли друзей. Но вскоре смирился, замкнулся в себе, стал молчаливым и неразговорчивым. Так потом и остался жить в Байгуле. Поселился в небольшом домике на отшибе деревни, обзавёлся хозяйством. Жил нелюдимо, почти ни с кем не общался, постепенно и его стали сторониться. Он почти не появлялся на людях и единственным местом, где можно было его видеть регулярно, так это церковь во время службы. Так прожил он четыре года, а потом, когда началась Империалистическая война, по осени 14 года ушёл на фронт и больше не возвращался. Может погиб там, может к своим ушёл, кто знает. Но разговоры такие ходили.

– Мда-а, интересно, – сказал Олег, когда Лидия Михайловна, окончив рассказ, вновь вернулась к своим делам.

Время перевалило далеко за полночь, пиво уже закончилось, и пришла пора укладываться спать. Сны на фоне этих интересных и загадочных рассказов обещали быть не менее яркими и насыщенными. И вот, когда друзья уже начали вставать, чтобы разойтись по своим спальным местам, Сергей вдруг спросил:

– Саш, а ты ведь знаешь дорогу на Шайтан Тау?

Вопрос был насколько неожиданным, настолько и желаемым. Он прозвучал громом среди ясного неба и, похоже, попал в самую точку. Он волновал слушателей, поскольку они застыли в томительном ожидании, глядя на Александра, в ожидании ответа.

– Ну, так-то, да, – неуверенно ответил хозяин, хотя уже начинал понимать, куда клонит его родственник.

– Саш, а тебе на работу только лишь в понедельник? – уже не скрывая улыбки, продолжил Сергей, – и у нас у всех в запасе по два дня. Ты как, прокатиться не желаешь?

Идея мгновенно нашла поддержку в разгорячённых молодых умах друзей.

– Во! Точно! Поехали, завтра туда съездим! – подхватил Андрей. – Хоть одним глазом посмотреть на это легендарное место!

– Завтра туда приедем, заночуем на фоне горы, пофотографируемся, а в воскресенье обратно, тебя завезём, и – домой, – резонно добавил Олег. – А вдруг, да удастся столкнуться с чем-нибудь необъяснимым!

– Да я, в общём-то, не против, – сказал Александр, не выдержав такого штурма, – почему бы и нет, поехали…

Трудно описать всеобщее возбуждение, радость, ликование и душевный подъём, охвативший друзей! Представить только, вместо унылой и скучной дороги в серый, прокопченный заводскими трубами город, задержаться и провести ещё одни сутки в сказочно красивой и не менее загадочной русской Швейцарии, как справедливо именуют Башкирию. И главное – поехать куда – в настоящую аномальную зону, легенды и предания о которой ходят уже далеко не одно поколение! В предвкушении такого путешествия уснуть было крайне сложно. Друзьям грезилась таинственная гора, непроходимые дебри в туманной дымке, таинственные миражи и мистические существа.

Выезжать было решено рано утром. Уже в пять часов утра, когда посёлок Зилаир приобрёл краски в предрассветных сумерках, на улице Скоробогатько во дворе дома номер 72 началась неописуемая преддорожная суета. В приятной, томящей душу спешке упаковывались и складывались в машину сумки и рюкзаки, карематы и спальники. Лидия Михайловна не без тревоги на сердце отпускала сына.

– Только не вздумайте взбираться на гору, – напутствовала она, – расположитесь в Курушкино, переночуете, и – обратно!

Её заверили, что всё будет в полном порядке.

В дорогу добрая женщина наварила полную кастрюлю картофеля и два десятка яиц. Отрезала большой ломоть сала, нарвала в огороде охапку зелёного лука. Выпив по стакану крепкого и чёрного, как деготь чая, в половине седьмого утра счастливые искатели приключений отправились в путь.

От Зилаира до Бердяша вела прекрасная асфальтированная дорога, вдоль которой по обеим сторонам стоял стеной башкирский лес. Продолжительные спуски сменялись не менее продолжительными подъёмами, на пике которых на многие километры вокруг открывались захватывающее по красоте многообразие местных видов. Дорога была настолько гладкой и ровной, а машина шла до того мягко, что у путешественников порой складывалось впечатление, что они скорее низко парят над землёю, нежели едут по ней.

Добравшись до села Бердяш, путники съехали с трассы, повернув на юг в сторону Байгула. Справа и слева бывшие колхозные угодья, а теперь брошенные поля поросшие бурьяном, чертополохом и прочим сорняком, со всех сторон притеснялись наступающим лесом. Было видно, как цивилизация покидает эти места, и природа вновь устанавливает свой контроль над потерянными некогда землями.

Ясная с утра погода постепенно начала портиться. Солнце всё чаще заслонялось облаками, появился неприятный порывистый ветер.

Через некоторое время автомобиль с путешественниками въехал в Байгул. Скопище унылых покосившихся домиков, из которых лишь десятая часть оставалась обитаемой, представляло сейчас из себя это умирающее селение. Полуразвалившиеся, осыпающиеся бревенчатые лачуги с мутными пыльными окнами и отпавшей кусками глины со следами побелки, эти последние обитаемые жилища служили пристанищем стариков, забытых собственными родными, либо не имевших таковых вовсе.