чувства в поддающийся лишь закону гравитации груз. Первые минуты холодной тишины оказались самым ошеломительным и жутким по своему составу, огибающим всю планету кошмаром. Евгения, как и многие, боялась не просто пошевелиться – страх перед любой мыслью сковал ее так сильно, что сам воздух потерял свое значение. Она смотрела на мертвое тело любимого и хотела лишь умереть следом за ним из-за безысходной жестокой скорби. Вскоре Евгения узнала: смерть жениха – лишь часть малого инцидента, равный которому представить невозможно, а значит, есть нечто большее, нежели индивидуальное несчастье, и это необъятно в понимании и осмыслении. Помимо страха и боли, живых объединяла зависть к мертвым, ибо за скорбью оставались уничтожающие вопросы: почему это случилось? как это случилось? почему именно они?

Но кое-что, ставшее первым кирпичиком в восстановлении самообладания и включении в роль необходимого руководителя, Евгения поняла быстрее других и сделала отправной точкой для адаптации к новой реальности: на Кесслере все живы.

2

Сдерживая самые страшные ожидания, Ильза Этвуд пыталась дозвониться до единственного человека, занимавшего в ее мыслях и сердце больше всего места, – Рамзи, мужчины с которым она познакомилась еще два года назад, в период одного из своих репортажей в Природных землях. Ее дерзкий нрав отлично ужился с его вдумчивой простотой, но найти идеальный баланс у них не получилось, что привело к временным расставаниям и таким же временным воссоединениям. Но оба были уверены – рано или поздно притирка приведет к закономерному единению. Сейчас Ильза не может выкинуть из головы ненависть в свой же адрес из-за всех тех ныне глупых причин расставаний, ведь последнее случилось не так и давно – месяц назад.

В попытках заглушить страх она пыталась связаться с Бенджамином Хиллом – ее давним другом и одним из самых влиятельных людей планеты, а еще, что куда важнее, одним из двух руководителей Центра развития технологий: вторым был Итан Майерс. А так как более осведомленного человека она попросту не могла вообразить, то лишь его ответы были равносильны спасению от пропитанных страхом предположений случившейся катастрофы. Но никакой известный способ связаться с ним себя не оправдал, даже попытка пробиться сквозь его заместителей не дала ровным счетом ничего. Напрашивающийся вывод не удостоился и минуты осмысления – Бенджамин не мог умереть. Не тот человек! А в обратное Ильза поверит, лишь увидев тело своими глазами, тут сомнения не допускались ни в каком виде. Сам же ЦРТ попросту не делал никаких заявлений, хотя уж эти монополисты, размышляла в отчаянии Ильза, не могли упустить шанс стать главными спасателями, как минимум ради поднятия репутации среди отчаявшегося человечества. Ильзе даже не дали ответы ее оставшиеся и попросту доступные связи в правительстве и среди мира журналистики – хаос был кошмарным, необъятным и пугающим до такой степени, какую представить ранее казалось немыслимым.

– Рамзи! Наконец-то, ты где был, я тут все пять дней на стенку лезу, не мог, что ли, позвонить или написать?! Что так долго?

– И я рад слышать тебя в здравии, но у нас мало времени. Я сейчас лечу в Мегаполис, надо забрать один важный объект, причем срочно. И я собираюсь тебя вытащить оттуда, скажешь потом Агате спасибо.

– Агата? Какая Агата, наша Агата?

– Да, генерал вводит военное положение, но ей выделил нас, потому что у нее, возможно, есть человек, который знает о причине инцидента. Через пять минут поднимись на крышу, я на вертолете, заберу тебя. Возьми все самое необходимое, вряд ли мы вернемся сюда в ближайшее время.

– Пять минут, ясно.

За последние несколько лет у Ильзы выработалась профессиональная привычка иметь запасной рюкзак с самым необходимым именно для срочных поездок, так что указанного времени было с запасом, что позволило даже углядеть с крыши приближающийся военный вертолет. Только он завис у края, как показался Рамзи и протянул ей карабинный пояс для страховки, а после помог залезть, что, опять же благодаря практике журналистской деятельности в не самых лучших местах мира, было уже в привычке. Она обняла его так крепко, как и представить не могла. Это был тот самый, позволяющий наконец-то хоть чуть-чуть расслабиться, момент спасительного влияния. Последние пять дней Ильза не просто жила в страхе за свою жизнь – она всеми силами использовала сухое мышление ради сбора хоть каких-то сведений для составления картины случившегося, которое по своему свойству требует предсказать грядущее. Вдруг такое произойдет снова? Вдруг эти смерти – лишь часть чего-то более ужасного и непоправимого? Все пять дней с момента Отказа Ильза держалась за профессиональное мышление лишь ради одного – не упасть в пучину безысходности. Также она не покидала своей квартиры по многим причинам, начиная от страха быть утянутой в водоворот боли и скорби миллионов, что в итоге вылилось в немыслимые беспорядки, заканчивая примитивным страхом: вдруг что-то в воздухе убило всех людей – или же все это лишь начало? Ответов нет до сих пор, а вот решение оказалось верным – пережив первую волну, Ильза дождалась человека, от которого она больше не уйдет. Она плачет, стучит по нему из-за такого долгого ожидания – и вместе с тем прячется в его объятиях, цепляясь пальцами с той силой, какая не позволит ему пропасть.

Пилот передал скорое прибытие. Выглянув наружу, Рамзи увидел вдалеке цель прибытия, а Ильза осматривала с горьким разочарованием то, во что превратился некогда величественный Мегаполис. Даже на такой высоте воздух казался пропитанным трепетным ужасом, а если бы не шум вертолета, то доносившиеся из разных мест крики отчаявшихся вперемешку с погромами казались бы знамением безвозвратности к прошлой жизни, что в целом было правдой, но обесценивало любую надежду. Смотря на то, как воля Рамзи позволяет ему держаться твердо и уверенно, она сама находит силы стойко выдерживать отчаянные попытки оставшегося населения найти новые ориентиры в этом ныне чуждом мире. Погромы местами настолько крупные, что столбы дыма от сжигания машин и даже целых домов выделяются не меньше, чем развернутые на скорую руку крематории. А причина очень проста – оглушенные горем люди не хотят верить в окончательную смерть миллионов, а значит, нельзя сжигать тела, чье гниение вскоре даст о себе знать, ведь иначе те несчастные уже точно не вернутся. Хотя, думает Ильза с неприятным осадком от такого вывода, те, кто умерли, куда менее несчастны, чем оставшиеся, чья жизнь продолжается по неведомым никому причинам, подталкивает иные группы к страшному выводу скорого повторения Отказа: раз умерли одни,