в тех условиях, то шурави – это бесстрашие и высокий дух. Когда у них в окружении кончались патроны, он делали так, – он встал и выставил грудь. – Они не боялись смерти. В них было что-то превыше смерти – дух и великодушие. Они строили дома, больницы. Затем война.

– Вы говорите о великодушии шурави. В чем она выражалась?

– У них, э-э… – офицер задумался, сведя брови к переносице. – Ну, возьмем хотя бы проверку людей при спецоперациях. Они в глаза спрашивали, кто вы – друг или враг. Если отвечали, что друг, то отпускали. Наивно, да? У них была мораль, через которую они не могли переступить. Женщин вообще не трогали. Теперь же, – он склонил голову, – натовцы могут убить и ребенка. Получилось: мы убежали от волка, а напоролись на медведя – ваша поговорка. Мы хотим, шурави, чтобы вы вернулись – и точка, – он вопросительно уставился на журналиста. Решительный взгляд черных прищуренных глаз в ожидании ответа.

– Откуда вы знаете нашу историю и столько наших поговорок?

– Я готовился к встрече с вами, всю ночь не спал, – признался Халк без гордости. – Я три года учился в Университете дружбы народов в Москве.

Журналист развел пальцы одной руки:

– Я могу сбросить информацию, а решать будут политики. Как вы знаете, в таких вопросах нужно время.

По лицу видно, что Халку не терпится сообщить еще кое-что. – Можно, я расскажу вам еще одну историю, которая сидит у меня внутри, – он кулаком постучал себе в грудь, – для примера о высоком духе и… мужестве?

– Конечно.

Офицер подвинулся к журналисту еще ближе и выставил указательный палец – засветилось золотое кольцо на среднем пальце.

– Это случилось в майский жаркий день. Я был командиром отряда численностью сто человек. Перед нами поставили задачу: занять местность, где, по данным разведки, должна была пройти советская колонна. Мы, ничего не подозревая, шли вразвалку по знакомой тропе как подобает хозяевам… И вдруг пальнул пулемет. Шурави! Я удивился: как им удалось занять высоту и окопаться, обставив себя камнями? За день до этого мы здесь проходили как на прогулке. Я вычислил: это была небольшая группа десантников, которая заняла круговую оборону, чтобы перекрыть наше движение. Все стало понятно: они впервые опередили нас и для меня создали серьезную проблему. Мы залегли, прижавшись к земле. Я спрятался за скалой и видел, как на вершине в лучах солнца засверкали дули автоматов. Их было человек пять–шесть, не больше. Они нас продержали несколько часов, до тех пор, пока у них не кончились боеприпасы. В том бою я потерял человек двадцать. Надо было вам их видеть: они застыли, и наступила тишина. Когда кольцо вокруг них сжалось, я крикнул: «Все, шурави, ваша песня спета – готовьтесь к смерти». Наступил момент истины: они все встали в «афганках» светло-песочного цвета, в руках они держали гранаты. Я был в шоке: какое там сдаться, – генерал опустил голову. – В одно мгновение я изменился, появилось доверие, стена ненависти рухнула. Я хотел опустить оружие и пожать им руки: «Все, шурави, мы больше не воюем». И далее по тому маршруту мы сталкивались с такими малочисленными отрядами, и в итоге я добрался к назначенному месту без отряда – задание я не выполнил. Причиной всему был молодой офицер, лейтенант, который ориентировался в ситуации лучше всех. Я был готов найти его, растерзать и объявил вознаграждение за его голову. Война – это как шахматная игра. А русские хорошо играют и в шахматы, и в войну.

– Вы не договорили: что случилось с той первой горсткой десантников? – спросил Петр.

– Они подорвались и забрали с собой еще несколько моих воинов, – с грустью в голосе добавил Халк.

– А как звали того офицера, не помните?

– Помню, как его забыть, – он зашевелился и полез в карман. – Я о нем только и рассказываю моим сыновьям и внукам, – он достал из кармана удостоверение советского офицера с пятнами крови. – Вот его документы. Мои люди их подобрали на месте столкновения. Его звали Семен. Если он жив, передайте, пожалуйста, ему эти документы и скажите, что я его жду с новой миссией из России как брата. Правда, как брата. Я хочу, чтобы он помог нам в борьбе против тех. кто сегодня топчет нашу страну, и выполнил свой интернациональный долг до конца.

– То есть вы призываете его встать на тропу войны еще раз?

– Вы меня неправильно поняли, – сказал Халк. – Мы хотим мира и созидания без оружия. Мы хотим воевать против войны. Я хочу, чтобы он стоял рядом с нами, как символ шурави, и я уверен: это поможет объединить наши народы – пуштунов, таджиков, узбеков – и возродить прежний единый Афганистан. Я не знаю, почему, но хочется смотреть в глаза человека, которого не можешь забыть. Как я могу забыть – он сам пришел к нам в логово…

– Сдаться? – взгляд Петра стал напряженным.

– Нет, что вы! – возразил генерал. – Вы знаете, в Африке есть племя, мужчины которого, выйдя на охоту, следят за прайдом львов, когда они поймают жертву. Они изобрели оружие, чтобы отобрать мясо у львов.

– Какое?

– Внезапность, – афганец с четырехугольным подбородком впился глазами в журналиста, словно он нашел человека, которому можно открыть душу и сказать то, что его давно волновало, – внезапность. Они с шумом и резко нападают на львов и за какие-то секунды, пока львы не поймут, что случилось, отрезают лакомые куски мяса, кладут на плечи и спокойно уходят под растерянным взглядом облапошенных львов. Так вот, какое надо иметь мужество и хладнокровие, чтобы сделать такое с нами? Он…

Сзади скрипнула дверь, и черты лица Семена напряглись: карие глаза прищурились, высокий лоб наморщился. Он не хотел, чтобы его трогали в этот день, в это число месяца, который перевернул его жизнь с ног на голову.

– Семен Павлович, – раздался звонкий голос секретарши начальника, – вас просит шеф.

Семен даже не шелохнулся.

– Хорошо, милая, – ответил он почтительным голосом.

Дверь закрылась. Он зло ударил пальцем по клавише и выключил фильм.

Оставшийся в прошлом

Лицо шефа было озабоченным, круглые щеки местами зарумянились – в последнее время его бизнес серьезно страдал. По мнению Семена, причиной мог быть его роман на стороне, где ему приходилось тратить больше душевных сил, чем на работе. Но работники по большей части к этому относились с равнодушием: «Проблемы вождя племя не интересовали». Только Семен мог себе позволить с шефом беседу о морали и нравственности, тот терпел.

– Проходите, Семен Павлович, – вежливым тоном произнес Игорь, молодой хозяин со слабо выраженными бровями и русыми волосами, зачесанными назад. Бизнес ему достался по наследству. – Как ваш зуб, болит еще?

– Ерунда, – выпалил Семен.

– Павлович, – начал шеф и запнулся,