она потянулась за бриллиантами. В футляре была защелка, которую нужно было нажать, и я, к своему удивлению, увидела, что она подняла крышку, не нажимая на нее. Затем она громко воскликнула. Там не было никаких бриллиантов!

Она обернулась, посмотрела на меня и сказала:

– Как странно! Где они, Джефферс?

Мне вдруг показалось, что я вот-вот упаду замертво, а потом, когда миледи встала рядом со мной и сказала, что подозревать меня глупо, одной из вещей, которую она привела в доказательство моей невиновности, был цвет моего лица (я покраснела) и то, как я выглядела в тот момент.

– Джефферс! – Воскликнула она, внезапно вскочив со стула. А потом, не сказав ни слова, она побледнела и уставилась на меня.

– Миледи, миледи, – только и смогла выдавить я, – я не знаю … я не знаю!

– Где они, Джефферс? Что с ними случилось?

Мой голос был хриплым, как у человека с простудой, когда я заикалась:

– Они были здесь час назад.

Миледи схватила меня за руку, и ее пальцы крепко вцепились в мою плоть.

– Не говори, что они украдены, Джефферс! – Закричала она. – Не говори мне этого! Лорд Каслкорт никогда меня не простит. Он никогда меня не простит! Они стоят тысячи и тысячи фунтов! Их не могли украсть!

Она говорила так громко, что ее услышали в соседней комнате, и вошел лорд Каслкорт. Это был высокий джентльмен, немного лысый, и теперь я вижу его в черной одежде, с блестящей белой грудью рубашки, стоящим в дверях и смотрящим на нее. На его лице застыло удивленное выражение, и он слегка нахмурился, потому что терпеть не мог громких разговоров или сцен.

– В чем дело, Глэдис? – Сказал он. – Ты так шумишь, что я слышал тебя в своей комнате. Там что, пожар?

Она как бы ухватилась за футляр и попыталась его спрятать. Шолмерс стоял в дверном проеме позади моего лорда, и я видела, что он смотрит на нее и старается не смотреть. Потом он сказал мне, что она была белой, как бумага.

– Бриллианты, – запинаясь, произнесла она, – ваши бриллианты … вашей семьи … вашей матери.

Лорд Каслкорт вздрогнул и, казалось, напрягся. Он не сдвинулся с места, но стоял неподвижно, глядя на нее.

– Что с ними такое? – Спросил он быстро и тихо, но не так, как будто был спокоен.

Она бросила футляр, который пыталась спрятать, на туалетный столик. Он опрокинул несколько бутылок и лежал там открытый и пустой. Милорд подскочил к нему, схватил и потряс.

– Пусто? – Сказал он, поворачиваясь к миледи. – Ты хочешь сказать, украли?

– Да—да—да, – повторила она вот так три раза, а потом откинулась на спинку стула и закрыла лицо руками.

Лорд Каслкорт повернулся ко мне.

– Что это значит, Джефферс? Вы отвечали за алмазы.

Я рассказала ему все, что знала, и так хорошо, как только могла, при дрожащих ногах, которые едва могли меня держать. Мой язык был сух как кусок кожи. Когда я дошла до конца, миледи прервала меня, закричав:

– Герберт, это не моя вина, не моя! Джефферс скажет тебе, что я хорошо о них заботилась. Я не была небрежна или забывчива по отношению к ним, как по отношению к другим вещам. Я была осторожна с ними! Это не моя вина, и ты не должен винить меня!

Лорд Каслкорт сделал ей что-то вроде жеста, чтобы она замолчала. Я видела, что это означает. Он взял футляр и, подойдя к двери, запер ее.

– Как долго вы находитесь в этих комнатах? – Сказал он, поворачиваясь ко мне с ключом в руке.

Я сказала ему, дрожа и чуть не плача. Я никогда не видела, чтобы милорд выглядел таким суровым. Не знаю, рассердился он или нет, но я боялась его, и это было в первый раз, потому что он всегда был добрым и великодушным хозяином по отношению ко мне и другим слугам.

– О, милорд, – сказала я, внезапно почувствовав, что на меня навалились страх и страдание, – вы, конечно, не думаете, что я взяла их?

– Я ничего не думаю, – сказал он. – Вы с Шолмерсом должны оставаться в этой комнате и не выходить из нее, пока не получите моих приказов. Я немедленно пошлю за полицией.

Миледи повернулась в кресле и посмотрела на него.

– Полиция? – Сказала она. – О, Герберт, подожди до завтра! Ты еще даже не уверен, что они украдены.

– Где же они тогда? – Спросил он быстро и резко. – Джефферс говорит, что видела их в этом чехле час назад. Сейчас их нет. Ты или она знаете, где они находятся?

Я опустилась на колени, поднимая бутылки, опрокинутые пустой шкатулкой для драгоценностей.

– Видит Бог, не я, – сказала я и заплакала.

– Дело должно быть немедленно передано в руки полиции, – сказал милорд. – Через несколько минут я вызову полицейского из отеля и обыщу номера. Джефферс, Шолмерс и их багаж будут обысканы завтра.

Миледи издала что-то вроде вздоха. Я была у ее ног и слышала ее. Но что касается меня, то я просто не выдержала и, стоя на коленях на полу с опрокинутыми бутылками, разливающими вокруг меня одеколон, заплакала сильнее, чем когда-либо с тех пор, как была ребенком.

– О, миледи, я их не брала! Я этого не делала! Вы же знаете, что я этого не делала! – Я всхлипнула.

Миледи выглядела очень несчастной.

– Моя бедная Джефферс, – сказала она и положила руку мне на плечо, – я уверена, что вы этого не делали. Если бы у меня было всего шесть пенсов, я бы поставила их на вашу честность.

Лорд Каслкорт ничего не ответил. Он подошел к звонку и нажал на него. Когда мальчик ответил, он тихо передал ему сообщение, и не прошло и пяти минут, как в комнате появились двое мужчин. Только потом я узнала, что один из них был управляющим, а другой – гостиничным полицейским. Я, как могла, перестала плакать и услышала, как милорд говорит им, что бриллианты исчезли, и что мы с Шолмерсом были единственными людьми в комнате весь день. Затем он сказал, что хочет, чтобы они немедленно связались со Скотленд-Ярдом и прислали в отель способного детектива.

– Мы с леди Каслкорт идем ужинать, – сказал он, взглянув на часы. – Нам придется уехать, самое позднее, в течение следующих двадцати минут.

При этих словах леди Каслкорт вскрикнула:

– Герберт, я не представляю, как смогу пойти на этот ужин. Я слишком расстроена, и, кроме того, будет слишком поздно. Сейчас восемь часов.

– Мы можем наверстать упущенное в карете, – сказал милорд и вместе с полицейским прошел в соседнюю комнату, где они вполголоса переговорили. Я помогла миледи надеть плащ, и она стояла в ожидании, сдвинув брови, очень бледная и встревоженная. Когда милорд вернулся, он ничего не сказал, только кивнул миледи, что готов, и, не говоря ни слова, они вышли из комнаты.

Я старалась как можно лучше прибраться в бюро и собрать бутылки, и каждый раз, когда я смотрела на дверь в гостиную, я видела голову полицейского, смотрящую из-за дверного косяка на меня.

Это была ужасная ночь. Я не знала об этом до тех пор, пока не узнала,