Не помню, по какой причине забрел к другу.

Дверь открыл хозяин — веселый, розовощекий.

— Ба! Сережка! Вот кстати!

— Не понимаю.

— Сейчас, старик, поймешь! — приложил палец к губам. — Чуешь?..

Из глубины квартиры доносился гул голосов, нестройная песня.

— Сегодня мой, можно сказать, ю-би-лей! Десять лет руковожу учреждением!

— И уже… юбилей?

Друг подобострастно захохотал:

— Узнаю, старик, твою хватку! Придираешься? Копаешь?.. Ладно! Не юбилей, а просто так — небольшой «междусобойчик» в своей честной компашке. Согласен?

— Идет!

— Раздевайся!.. Да! Насчет того, кто ты и что ты, гостям ни слова! Ты меня понимаешь?

— Почти…

Вечеринка уже достигла своего апогея. Мой приход ознаменован был диким голосом:

— Оп-поздавш-шему ш-штрафную!!!

Умоляюще смотрю на друга.

— Внимание! — сказал громко друг. — Сергей Петрович непьющий.

Десятки глаз буравили меня.

— Ка-ак?.. Совсем не пьете?

— Так. Не пью.

— Просто так «не пью» не бывает.

Снова выручил друг:

— Сергею пить противопоказано. Профессия у него трезвая. Спиртного ни-ни-ни!

Вопросительно вытянулись рожицы.

— Вы случайно не…атомщик?

— Или кибернетик?

И в третий раз пришлось выручать другу.

— Ну что вы! У него профессия веселая…

И только разжег интерес.

Окружили плотным кольцом, дразнили бокалами шампанского, разглядывали, словно снежного человека.

— Наверное, вы артист оперетты? У меня был дружок из оперетки. Тоже: «Не пью, не пью!» Голос боялся пропить. Однажды я накачал его… Как он веселился! Какие фортеля откалывал! Премьеру сорвал! Неделю бюллетенил!

— А может быть, товарищ из цирка? Люблю цирк! Помню, у меня с молоденькой гимнасточкой романчик завертелся. В цирк ходил по контрамарке. Потом жена разнюхала. Тот бенефис был!..

— Это что! — вступил в разговор третий. — Я знал одного веселого ревизора. Всегда ждал его, как спасителя. Проверит, подскажет, где что подправить, подчистить, какие оправдательные документики сообразить, чтобы потом прокурору не пришлось кланяться. А закончит консультацию — пьем, веселимся целую неделю!..

Сколько продолжалась бы эта коллективная исповедь, не знаю. Только открылась дверь, и на пороге появилась Оленька — пятилетняя кроха моего друга.

— Дядя Сележа плишел! — И, взобравшись ко мне на колени, важно сообщила: — А мы вчела ваш филитон читали в газете. Папка очень смеялся и говолит: «Плавильно! Здолово зуликов плохватил!»…

В комнате взорвалась бомба молчания.

Гости застыли. Потом робко зашептались. Никто больше не притрагивался ни к вину, ни к кушанью. На юбиляра бросали взгляды, полные презрения, как на провокатора.

Мой друг, дав шлепок Оленьке, тут же отправил ее в спальню.

Вечер был испорчен. Быстро стали расходиться. Прощались холодно, молча. Руки хозяину не подавали.

После ухода гостей стало совсем тихо. Мой друг упорно разглядывал свои ногти.

— Н-да-а-а! — сказал я и вышел.

В коридоре догнала Оленька. Утирая кулачком слезы, с обидой сказала:

— Дядя Сележа! Я вас очень плошу: напишите на моего папку филитон. Он только холошим плидуливается!..

Я пообещал.

КИБЕРНЕТИЧЕСКИЙ ПЕТУШОК

— Кибернетика, уважаемый товарищ шофер, — это кибернетика! Гений человечества! Верхотура, так сказать, цивилизации! Думаешь, если ты на своем драндулете выжимаешь сто двадцать километров без милиционера, так уже всех перегнал на свете?

Не-ет, брат! Скоро без кибернетики нельзя будет и шагу ступить. Ша-гу! Понял?.. Ты, конечно, думаешь: кто есть я? Физик? Химик? Просто человек. Ну, выпимши малость, но все же человек…

А вот дружок мой Вася Протонов — тот, верно, сплошной физик. Послушал бы ты, что он рассказывает. Дух захватывает! Теперь эти электроники, счетные машинки — все устарело. Понял?

Ну вот скажи, товарищ уважаемый таксист: слыхал ты о машинах, которыми можно управлять не разными там кнопками, а голосом? Понимаешь: го-ло-сом! Кнопками теперь каждый дурак управлять может, а вот чтобы всю кибернетику положить на голос — это, браток, все!..

Электроника, что? Не ту кнопку нажал — глядишь, вместо умножения делить начнет или вместо прибыли убыток покажет. Пока механики разберутся, в чем дело, прокурор из тебя все кишки вымотает. А тут тебе никаких кнопок! Приказал машине — и порядок!.. Смеешься? Смейся, таксист! А я тебя сейчас удивлять буду!

Степан Скамейкин вынул из портфеля небольшую коробочку и торжественно извлек из нее игрушечного петушка.

— Во! Гляди! Что это? По-твоему, петушок, игрушка, детская забава… Не-ет, браток! Это не простой петушок — золотой гребешок, а ки-бер-не-ти ческий! Сейчас я тебе его продемон-с-три-ирую… Это, кстати, подарок Васи Протонова, моего дружка физика. Он, понимаешь, этого петушка настроил на мою персональную волну, на мой голос. Скажем, я кукарекну своим голосом, и петушок мне в ответ: «Ку-ка-ре-ку!«…Смеешься? Ну так вот удивляйся. Внимание! Приготовились! Начали! Ку-ка-ре-ку!..

Петушок промолчал.

— Это бывает, — сказал Скамейкин. — Заела какая-нибудь деталь в петушиной глотке. Повторим: внимание! Приготовились! Начали! Кука ре-кууу!

Петушок молчал.

— Черт такой! — занервничал друг физика. — Между прочим, товарищ таксист, кибернетика здесь ни при чем. Это голос мой немного того… охрип. А кибернетика, сам знаешь, точность любит. Внимание! Начали!..

Скамейкин трижды кукарекал. Потом встряхнул петушка, постучал им о коленку, давал ему щелчки в лоб.

Петушок бессовестно молчал.

— Эка тварь! — выругался Скамейкин. — Опять подвел! Понимаешь, жена моя по этой подлой птице проверяет меня на трезвость: если петушок откликается, — значит, порядок. Трезв, как стеклышко. А если, паразит, молчит, — тогда держись: жена спуску не дает… Ну-ка, еще раз попробуем. Приготовились: ку-кка-рре-ккууу!.. Молчит, скотина!

Скамейкин охрип, но не сдавался. В зеркальце увидел широкую улыбку шофера.

— Между прочим, уважаемый товарищ таксист, нечего ехидно улыбаться. Вот вашего брата шофера, ежели он тяпнет с наперсток, и то к баранке не допускают. А что твой драндулет? Пережиток техники! Вчерашний день!.. А у нас кибернетика! Верхотура! На эту верхотуру ни с каким запахом не пускают, понял? Как говорится, «ни тебе аванса, ни пивной».

Шофер одобрительно покачал головой.

— Второй месяц вожу с собой этого проклятого петуха! — продолжал жаловаться Скамейкин. — От жены прячу… Сказал, что товарищу дал на