герой виновато поглядывает на часы. Перекусить, пожалуй, а после съездить в Центральный парк, послушать модного проповедника Ога, о котором ходит столько разговоров.

И вот он является на мой спектакль. Его микроскопический мозг заинтригован, пленен и восхищен. Ура! Наконец-то нашелся человек, который интересуется его душой. Важный, как Ог, и наверняка премудрый, если его так ценят. Итак, дикарь обретает религию. Он нашел истину. Другие тоже в меня поверили, а он всегда делает то, что другие. Он бросает свои полдоллара в тарелку для сбора пожертвований, и ему записывают отпущение грехов.

Наконец он избавился от мучительного чувства неполноценности, обрел самоуважение. Он пьян своей свободой, он как бы заново родился. По этому поводу он идет в бар, выпивает два стакана крепкого виски, звонит по телефону своей милашке и уславливается с ней отпраздновать спасение души.

Я довольно скоро понял, какое огромное значение придают дикари-американцы цвету кожи. Эти отсталые, суеверные люди отдают предпочтение белой коже перед черной, коричневой, красной и желтой. Кому бы пришло в голову посадить в саду одни лишь белые цветы — даже лилии; как это было бы скучно, пресно, безжизненно! Но дикари полагают, что их дряблая белая кожа лучше любой другой, поэтому они тщательно изолируют себя от цветных. Их законы, их боги говорят, что все люди равны, но двуличие — вторая натура американцев, и они каждый день нарушают свои законы и божьи заповеди. Себя они считают небожителями. Все к их услугам, все для их удовольствия — хорошая еда, вина, красивая одежда, удобные дома, церковные клубы, все технические новшества. Цветным же, по милости белых небожителей, остаются лишь отбросы, которые они тоже должны заслужить тяжким трудом.

Такова система, провозглашенная дикарями самой достойной и самой совершенной.

Во время вечерних прогулок я мог наблюдать лишь жизнь низов. Из любого положения есть выход. Я нанял хорошего гримера, и этот парень оказался настоящим волшебником: он сделал меня белым (за деньги в Америке можно сделать все!). Затем портной, получивший приличное вознаграждение, превратил меня в настоящего денди. И тогда, нацепив золотистый парик, придававший мне слащавый вид, воткнув в петлицу белую гвоздику, я начал выезжать в свет.

Главное — пустить пыль в глаза! Дикари были в восторге от поддельного красавца. Они решили, что в его жилах течет голубая кровь. Притворяясь демократами, они в душе обожают громкие титулы. Я назвался графом Монте-Киско и сорил деньгами вовсю.

Передо мной открылись все двери — ювелирных магазинов, театров, шикарных ночных кабаре, домов нью-йоркских богачей. Один важный-преважный епископ пожелал завербовать меня в члены своего клуба. Только самым большим снобам открыт доступ в этот роскошный клуб. Я стал желанным гостем всех гостиных и салонов. Меня приглашали на обеды и коктейли. Новые друзья из высшего класса порой оказывали мне честь, прося у меня денег взаймы.

Я бросился в этот сумасшедший водоворот, чтобы получить более полное представление о дикарях. Я изучал жизнь «сливок общества». Все эти дикари со знаком превосходства — долларовым знаком, запечатленным на их бледных лицах, напоминали мне жирных котов, залезших на самую верхушку мусорной свалки. Меня избирали в члены правления разных корпораций, приглашали на заседания благотворительных комитетов. Жирные коты могут радоваться собственному благополучию только при виде тощих.

На каждом приеме я знакомился с сотней знаменитостей — деятелями рекламы и коммерции, законодателями мод, финансовыми тузами и сортировщиками мусора из бульварных газет. У одних глупость была на лице написана, другие старательно делали умное лицо, третьи были вообще безлики.

В литературных салонах я встречал литературных львов. Это были покорные бесхребетные существа, лишенные зубов и когтей. В своих творениях они с нежностью изображали дикарей, как те того требовали, и, безоговорочно принимая дикарскую систему, воспевали ее, подобострастно виляя хвостом. Это называется у них свободой творчества.

Один дикарь очень любил пуговицы. Он их жадно собирал. Но чем больше у него их становилось, тем больше он желал иметь еще. Вскоре он стал обладателем колоссального количества пуговиц, какое лично ему никогда не понадобилось бы. Однако он продолжал собирать пуговицы. Он сделал это своим постоянным занятием: давал пуговицы взаймы, под залог, прибегал к любым сомнительным сделкам, лишь бы завладеть новыми богатствами. Все казалось ему мало. Страсть к пуговицам превратилась у него в манию.

Он складывал пирамиды из пуговиц, заставлял пуговицы работать на себя, и они размножались у него, как кролики. Уже перещеголяв всех знакомых, он все-таки старался разными правдами и неправдами выманивать у них пуговицы. Он знал, что есть еще люди, у которых их больше, чем у него, и это заставляло чувствовать себя бедняком и неудачником. Он хотел быть первым обладателем пуговиц во всем нецивилизованном мире.

Итак, он посвятил всю жизнь собиранию пуговиц. Он молился Великому Белому Отцу, чтобы тот ниспослал ему побольше пуговиц. Он подкупал колдунов, надеясь, что те своей ворожбой помогут ему захватить новые кучи пуговиц. В часы бодрствования и в часы сна его мозг был подчинен одной лишь навязчивой мысли. Он не признавал ни искусства, ни философии, отдых был для него несуществующим понятием. За едой (хотя на еду у него почти всегда не хватало времени) он думал и говорил о пуговицах — все прикидывал, как бы загрести их побольше. Он старался — и небезуспешно — отнимать пуговицы у друзей, если узнавал, что кто-нибудь начал их собирать. У него не было времени любоваться природой. Он не замечал ни деревьев, ни неба, ни звезд, хотя неустанно путешествовал. Он не мог выкроить ни минутки, чтобы пройтись пешком до угла, так как вечно мчался то на поезде, то в самолете, то в автомобиле куда-нибудь за пуговицами. Если же изредка брал себе отпуск, то часть его так или иначе посвящал своей страсти.

Этот маньяк в юности страдал от робости и чувства неполноценности. Он был подобен толстухе, которая, зная, что ее никто не любит, утешается тем, что набивает себе желудок шоколадом. Другие молодые люди были красивее и умнее его. Он трепетал при мысли, что над ним смеются и не хотят его общества. И он решил добиться успеха. Он будет собирать пуговицы. Он докажет свое превосходство: соберет больше пуговиц, чем любой другой дикарь. Он женился и обзавелся семейством. Сыновья выросли и пошли по его стопам, тоже занялись пуговицами.

Влиятельное лицо в своей общине, он был предметом восхищения и уважения, если