мы смухлевали. А так, пожалуйста – на одного Фуфыркина – восемь отличных спортсменов. Зашиверск – самый спортивный город России.
– Кто тут отличный спортсмен, эти что ли? – мэр указал на папку с досье.
– Ну, не то, чтобы отличные, ну не спортсмены, но во всяком случае, порядочные люди – замялся заместитель.
– В общем так, Фуфыркина надо убирать.
– Да вы что? Я на мокруху не пойду.
– Не пугайся. Убрать его надо только из команды, а так пусть живет. Только вот как это сделать?
– А что, если мы переделаем приказ. Их же по ИНН выбирали? Изменим одну циферку, никто ничего и не заметит.
– И впрямь! – обрадовался мэр – у меня есть доступ к базе налоговой полиции. Сейчас подберем кого-нибудь получше.
– Посмотрим. Тут у него единичка. Можно переделать на семерку.
– Игнатьева Мария Ивановна. Многодетная мать. Семеро детей. Нет, ее не надо. Боюсь, тот вид спорта, в котором она сильна еще не является олимпийским. И вряд ли когда-нибудь будет. Давай дальше.
– Можно тройку переделать на восьмерку.
– Гринько Афанасий Михайлович. Журналист. Этого Гринько я знаю. Ярый оппозиционер и вредитель. Так он только в свою паршивую газетенку пишет, которую никто не читает. А если в спортсмены полезет, поди на весь мир раструбит, что у нас творится тут, в Зашиверске, да не в жизнь.
– Идем дальше. Переделаем пятерку на шестерку.
– Парамонов Мефодий Кузьмич. Пенсионер, 96 лет, инвалид первой группы.
– Этот точно не спортсмен. Ищу дальше.
– Погоди. Ты же помнишь, в приказе написано. Если человек не годится для соревнований, его не берут. Мы ведь не виноваты, что номер этого старичка выпал. Скажем, извините, не можем мы вам отдать Мефодия Кузьмича. А то, он у вас, чего доброго, развалится. И точка.
– А ведь и вправду. Звони в полицию. Пусть ищут этого Кузьмича, и везут на рынок. А Фуфыркина – в шею! Ух, как легко на душе стало! Знаешь, что, Иваныч? Наливай!
Между тем, в комнате, куда свезли будущих участников олимпиады царила атмосфера спокойствия и благодушия. Обитатели ее либо дремали расслабленные алкоголем, либо же были поглощены мечтами о будущем. Покой нарушил вновь пришедший Николаич. – Фуфыркин, на выход – ласковым голоском прозвенел он. Фуфыркин встал и подошел к бывшему коммерческому директору. – Александр Николаевич, что случилось? – Произошла ошибка. Вместо тебя поедет другой человек. – Но, как же? Ведь я готов, я могу поехать. Я справлюсь. – Я в этом не сомневаюсь. Но, к сожалению, ты не поедешь. Фуфыркин был убит. Буквально, раздавлен. Низко опустив голову, машинально подхватив протянутую кем-то шапку, забытую, было, на лавке, он направился к выходу. Вид его был настолько жалок, что даже в каменном сердце Александра Николаевича закололо что-то, похожее на совесть. – Постой, Фуфыркин! – окликнул он. Тот обернулся. – На, возьми. Это тебе за беспокойство. Николаич протянул Фуфыркину несколько банкнот.
Тем временем в кабинет мэра снова вернулось благоденствие. Мэр уже занес рюмку водки, и только собрался опрокинуть ее в рот, как в кабинет вбежал запыхавшийся начальник местного УВД. – Тебя что, стучаться не учили? – возмутился было мэр, но потом улыбнулся – ах, ну да, ты привык входить без стука. Ладно, чего уж там, садись, выпей с нами. – Беда, Михалыч – сказал он как только смог отдышаться – комиссия приехала. – Как приехала? Мне же обещали, что их на пару дней в поезде задержат. – Не смогли. Комиссия оказалась сплошь из бывших биатлонистов. Они как догадались, что поезд не просто так на станции стоит, сразу вскочили на лыжи и прямо по железнодорожному полотну – в город. – Но вы же полиция. Почему не попытались их остановить? – Так они же биатлонисты. У них у всех винтовки! – Черт. Ну да ладно. В конце концов, мы уже все уладили. Они, наверное, сначала сюда придут. Жаль, не подготовились. Надо было хоть каравай испечь. – Какой там! Они сразу на рынок отправились. Туда, где спортсмены наши сидят. Ой, их же ребята мои охраняют. Пойду, позвоню им, чтобы комиссию впустили, а то еще перестрелки мне тут не хватало! Начальник полиции скрылся в дверях. – Так спокойно жили без этой олимпиады. И вот – на тебе. – Да не волнуйся! Следующая только через четыре года. – Четыре года. Тут бы четыре дня продержаться – вздохнул мэр и опрокинул в глотку рюмку водки.
Полицейские почтительно расступились, и в комнату вошла комиссия. – Здравствуйте товарищи спортсмены – произнес, очевидно, председатель комиссии с легким норвежским акцентом – Мне уже доложили, что в вашем городе нет возможностей для тренировок. Сейчас мы все отправляемся в поликлинику на медицинскую комиссию. Затем вам дается три дня для того, чтобы уладить свои дела, а потом мы все садимся на поезд и едем на ближайшую спортивную базу. Сейчас проведем перекличку. – Петров? – Я. – Иванов? – Здесь. – Фуфыркин? Молчание. Председатель комиссии огляделся. – Где Фуфыркин? Мне сказали, что здесь все спортсмены. Тут его взгляд упал на старичка, отрешенно сидящего в кресле-каталке. – Вы Фуфыркин? Дед не среагировал. Тогда председатель крикнул ему на самое ухо: – Фуфыркин? Старик повернул голову и поглядел на председателя. – Я Парамонов Мефодий Кузьмич. Ветеран войны. Председатель повернулся к стоявшим позади полицейским. – Куда дели Фуфыркина?
А Фуфыркин уже успел зайти в магазин и добраться до дома. Он сидел за столом в своей убогой, почти пустой квартирке. Перед ним стояла литровая бутылка водки «Ясеневка» и грязный стакан. На закуску денег не хватило, да и не нужна она была Фуфыркину. О чем он думал в этот момент? О том, какая интересная штука – жизнь. Когда-то, в молодости, ему казалось, что у него так много возможностей. Молод, силен, красив. Езжай, куда хочешь, занимайся чем хочешь! Все двери для тебя открыты, все дороги перед тобой свободны, ступай на любую. Потом работа, жена, дети. Казалось, еще немножечко, наладят быт, детей подрастят, и все – в путь, к вершинам. И вот дети выросли, жена ушла, иди, куда хочешь… Но нет дорог, и двери на замках, и перед тобой только грязный стол и бутылка водки на нем. Фуфыркин откупорил бутылку и наполнил стакан. В дверь позвонили.
Обложка автора.
Между тем, в комнате, куда свезли будущих участников олимпиады царила атмосфера спокойствия и благодушия. Обитатели ее либо дремали расслабленные алкоголем, либо же были поглощены мечтами о будущем. Покой нарушил вновь пришедший Николаич. – Фуфыркин, на выход – ласковым голоском прозвенел он. Фуфыркин встал и подошел к бывшему коммерческому директору. – Александр Николаевич, что случилось? – Произошла ошибка. Вместо тебя поедет другой человек. – Но, как же? Ведь я готов, я могу поехать. Я справлюсь. – Я в этом не сомневаюсь. Но, к сожалению, ты не поедешь. Фуфыркин был убит. Буквально, раздавлен. Низко опустив голову, машинально подхватив протянутую кем-то шапку, забытую, было, на лавке, он направился к выходу. Вид его был настолько жалок, что даже в каменном сердце Александра Николаевича закололо что-то, похожее на совесть. – Постой, Фуфыркин! – окликнул он. Тот обернулся. – На, возьми. Это тебе за беспокойство. Николаич протянул Фуфыркину несколько банкнот.
Тем временем в кабинет мэра снова вернулось благоденствие. Мэр уже занес рюмку водки, и только собрался опрокинуть ее в рот, как в кабинет вбежал запыхавшийся начальник местного УВД. – Тебя что, стучаться не учили? – возмутился было мэр, но потом улыбнулся – ах, ну да, ты привык входить без стука. Ладно, чего уж там, садись, выпей с нами. – Беда, Михалыч – сказал он как только смог отдышаться – комиссия приехала. – Как приехала? Мне же обещали, что их на пару дней в поезде задержат. – Не смогли. Комиссия оказалась сплошь из бывших биатлонистов. Они как догадались, что поезд не просто так на станции стоит, сразу вскочили на лыжи и прямо по железнодорожному полотну – в город. – Но вы же полиция. Почему не попытались их остановить? – Так они же биатлонисты. У них у всех винтовки! – Черт. Ну да ладно. В конце концов, мы уже все уладили. Они, наверное, сначала сюда придут. Жаль, не подготовились. Надо было хоть каравай испечь. – Какой там! Они сразу на рынок отправились. Туда, где спортсмены наши сидят. Ой, их же ребята мои охраняют. Пойду, позвоню им, чтобы комиссию впустили, а то еще перестрелки мне тут не хватало! Начальник полиции скрылся в дверях. – Так спокойно жили без этой олимпиады. И вот – на тебе. – Да не волнуйся! Следующая только через четыре года. – Четыре года. Тут бы четыре дня продержаться – вздохнул мэр и опрокинул в глотку рюмку водки.
Полицейские почтительно расступились, и в комнату вошла комиссия. – Здравствуйте товарищи спортсмены – произнес, очевидно, председатель комиссии с легким норвежским акцентом – Мне уже доложили, что в вашем городе нет возможностей для тренировок. Сейчас мы все отправляемся в поликлинику на медицинскую комиссию. Затем вам дается три дня для того, чтобы уладить свои дела, а потом мы все садимся на поезд и едем на ближайшую спортивную базу. Сейчас проведем перекличку. – Петров? – Я. – Иванов? – Здесь. – Фуфыркин? Молчание. Председатель комиссии огляделся. – Где Фуфыркин? Мне сказали, что здесь все спортсмены. Тут его взгляд упал на старичка, отрешенно сидящего в кресле-каталке. – Вы Фуфыркин? Дед не среагировал. Тогда председатель крикнул ему на самое ухо: – Фуфыркин? Старик повернул голову и поглядел на председателя. – Я Парамонов Мефодий Кузьмич. Ветеран войны. Председатель повернулся к стоявшим позади полицейским. – Куда дели Фуфыркина?
А Фуфыркин уже успел зайти в магазин и добраться до дома. Он сидел за столом в своей убогой, почти пустой квартирке. Перед ним стояла литровая бутылка водки «Ясеневка» и грязный стакан. На закуску денег не хватило, да и не нужна она была Фуфыркину. О чем он думал в этот момент? О том, какая интересная штука – жизнь. Когда-то, в молодости, ему казалось, что у него так много возможностей. Молод, силен, красив. Езжай, куда хочешь, занимайся чем хочешь! Все двери для тебя открыты, все дороги перед тобой свободны, ступай на любую. Потом работа, жена, дети. Казалось, еще немножечко, наладят быт, детей подрастят, и все – в путь, к вершинам. И вот дети выросли, жена ушла, иди, куда хочешь… Но нет дорог, и двери на замках, и перед тобой только грязный стол и бутылка водки на нем. Фуфыркин откупорил бутылку и наполнил стакан. В дверь позвонили.
Обложка автора.