друзей, – но рано или поздно мне приходилось возвращаться обратно, всегда гадая, удастся ли сегодня ночью поспать. Маленькому мне казалось, что так теперь будет всегда.

Однако всё целиком изменил один случай.

Стояла самая светлая часть дня. Сестра зашла ко мне в комнату: босиком, в домашних шортах и футболке, зачем-то взлохматив свои чёрные волосы так, что они торчали во все стороны. Их длины хватало, чтобы полностью скрывать лицо. Это выглядело нелепо, и я даже улыбнулся. Потом обратил внимание на её руки – сестра что-то прятала за спиной. Она медленно шла ко мне, не отвечая на вопросы, пока снова не нависла над кроватью.

Кухонный нож проткнул подушку. Я успел скатиться вниз и шлёпнулся на пол. От страха я делал всё быстро: вскочил на ноги и протараторил сестре, чтобы она уходила. Это был редкий случай, когда я хотел пожаловаться родителям, но их не было дома.

Она опять двинулась на меня, загоняя в угол. Я прыгнул на кровать. Сестра сделала выпад.

Если бы она достала меня ножом, я бы уже истекал кровью. Это был удар не для запугивания. Я не представлял, почему сестра нападает. Сошла с ума? Не настолько же, чтобы всерьёз пытаться меня ранить.

Я выбежал из комнаты в гостиную и захлопнул дверь. Обеими руками сжал ручку. Дверь ожила и рванулась назад, потянув меня за собой. Из последних сил я вернул её на место.

Дышать стало тяжело. Страх забрал все силы, но дверь успокоилась. За ней всё притихло. Я не слышал дыхания сестры, хотя она находилась меньше чем в шаге от меня.

Нож пробил деревянную поверхность насквозь и чуть-чуть не задел моё лицо. Я закричал и попятился, давая сестре войти. Никто нас не видел и не слышал.

Что я ей сделал?! Удары ножом не были игрой или шуткой, они могли убить меня. Для тринадцатилетнего мальчишки была непредставима мысль о смерти. Слишком рано. Даже невозможно. Что вообще такое смерть? Что-то, когда перестаёшь принадлежать самому себе. Перестаёшь… быть. Дети не могут такое вообразить.

Я хныкал, уговаривая сестру остановиться, но со мной не собирались разговаривать. Меня шли резать на куски. Смерть была безлика: чёрные волосы всё время скрывали её лицо.

Оставалось бежать. Из гостиной я попал в коридор, откуда было три пути: в комнату сестры – сразу нет, – на кухню или через прихожую за пределы квартиры.

За годы я много раз подумал о своём выборе. Мне хватало роста дотянуться до замка входной двери. Я мог выбежать на лестничную клетку и мой бешеный крик наверняка привлёк бы внимание соседей. В крайнем случае я мог пробежать босиком до первого этажа и выбраться на улицу, на свободу.

Наверное, я испугался мысли, что не успею. Что замешкаюсь у двери и меня схватят. Поэтому я выбрал кухню.

Там у меня был целый арсенал для защиты, а вход можно было забаррикадировать холодильником. Но я не был смекалистым ребёнком из книг. И я не был сильным или смелым. Я потел и тяжело дышал. Сходил с ума от ужаса. Сестра должна была меня защищать, а не уничтожать мою жизнь. Я всё пытался понять, почему это происходит со мной. Я никогда не желал ей зла, так почему она желала зла мне?

Дверь открылась. Первым на кухню вошёл нож, затем рука, что его держала. Вместе они предвещали мой конец.

Я спрятался под стол и вжался в угол. Залезая, я свалил небольшую табуретку. Тут же подобрал её и выставил перед собой как щит. Сестра вторглась в моё убежище. Первый же удар почти проткнул мне глаз.

Нервы полностью сдали, и я поддался панике: впервые в жизни я ревел с такой силой и отчаянием. Из-за слёз мир помутнел, силуэт безликой сестры расплылся. Больше всего на свете я хотел, чтобы она исчезла окончательно. У меня заложило уши, сопли забили нос. Я даже не видел ножа и наугад отбивался табуреткой, которую уже едва держал. Оставались секунды до того, как всё закончится.

Из прихожей донёсся звук открываемой двери. Я упустил момент, когда силуэт сестры вдруг исчез. Приглядевшись, я увидел на полу только нож, направленный лезвием в мою сторону. Я испугался, что сейчас он кинется на меня, словно живой.

Едва я остался один, как сестра вернулась. Её лицо больше не скрывали волосы, но выражения я всё равно не различал. Моя голова пульсировала, в глазах темнело. Я вновь закричал, ведь она вернулась закончить начатое. Только отбиваться уже не было сил.

Сестра упала на колени и поползла ко мне. Она напоролась ладонью на собственный нож, будто не знала, что он там лежит. У неё пошла кровь. Она выругалась, но не отступила. Её здоровая рука коснулась моего плеча. Я вздрогнул и заревел с новой силой, не замечая, как после первых робких касаний сестра прижалась ко мне и начала успокаивать.

3

Уже совсем темно, как глубокой ночью. Тьма кажется осязаемой и может забрать любого из нас. Друзья смотрят на меня, словно я признался в убийстве. Стас и Никита почти не шевелятся, держатся будто настороже. Вот так между людьми вырастают невидимые стены. А в чём причина? Я нарушил нормальность их мира? Мне ведь совсем не хотелось их пугать.

Пауза растягивается надолго. В небе успевает пролететь и скрыться самолёт.

Переменчивый ветер вдруг сдувает стену между нами. Друзья возвращаются ко мне, мы снова сидим плечом к плечу. Кажется, стало легче дышать. Нам всем холодно, но никто не предлагает уйти.

Стас спрашивает:

– И что было потом?

– Почти сразу пришли родители и позвонили в скорую. Когда врачи приехали, я уже отрубился, а сестра потеряла много крови – рана на ладони была глубокой. Очнулся я в больнице.

– Ты рассказал обо всём родителям? – В голосе Стаса возмущение. – Твою сестру должны были запереть в психушке!

– Семья долго в этом разбиралась. Мой рассказ отличался от всего, что говорила сестра.

– Вот дрянь. Ещё и врала.

– Нас какое-то время держали друг от друга подальше. Я жил у бабушки, а сестра в тот год заканчивала школу. Как только она поступила в универ, то съехала и больше не возвращалась домой.

– Ну а…

Никита хлопает Стаса по плечу.

– Да погоди ты, он же не сюжет фильма пересказывает. – Никита наклоняется, чтобы лучше меня видеть. – Как ты себя чувствовал после того случая?

– Несколько недель меня продержали в больнице. Я почти не разговаривал, мало ел, мог отключаться на ходу. Родители очень боялись, но обследования ничего не показывали. Потом всё постепенно прошло. Я стал прежним. – После паузы я добавляю. – Но одна вещь во мне изменилась: страх пропал. То есть, вообще. Это даже записали в моей медицинской книжке.

– Жесть, – говорит Стас. – Да у тебя прям суперсила.

– Не представляю, каково это, – Никита качает головой.

– Ничего особенного. Я не потерял способность к эмпатии, инстинкт самосохранения тоже при мне. Просто я равнодушен ко многим