Ирина Тарханова Час пик

Осторожно, двери закрываются. Следующая станция «Сокольники». Уважаемые пассажиры, при выходе из поезда не забывайте свои вещи.

– А почему «Скольники»?

– А вам какую надо? – раздраженно буркнула тетка с серым чемоданом, обдав при этом стойким и от чего-то очень знакомым запахом жарящихся котлет.

– Мне надо … – покачал головой. – Черт. Забыл…С другом договорился о встрече.. Опаздываю страшно. А тут еще телефон разрядился. Не предупредить, и, похоже, что сел не туда.

–Ну естес-но! Не туда сел! Посмотрите на него, люди! – продолжала выговаривать тетка. – Не туда. Мы тут все, может быть, не туда сели. И ничего – едем, не возмущаемся. И вообще, – опасно нависла над ним тетка, – уступите женщине место.

Огляделся. В смысле? Вагон почти пустой. Из пассажиров только он, солидный мужчина, пялящийся в телефон, девушка со старым этюдником и бейджиком «Кира» от руки.

Напротив сидела Дама, – язык не поворачивался назвать ее бабушкой, – очаровательного возраста и вывязывала едко-розовое нечто под собственное «лицевая – накид – две изнаночных – лицевая..»

Был еще парень, похоже ровесник, улыбающийся чему-то в наушниках. И дед. Ну как дед. Понимающий такой дедок, из тех, к кому внуки приходят перекантоваться, пока ссора с родителями не утихнет, вполуха слушая повторяющие рассказы о «настоящей» жизни.

Ну и тетка эта. Странная. Вроде ниже его значительно и худющая до пугающего, но словно занимает все пространство. И ее чемодан. Огромный, старый, без колес даже. Как только дотащила? Если только, помог кто.

– Нет, – подумал и криво улыбнулся. – таким не помогают. У них же на лице написано: «Не влезай – убьет». А не убьет, так покалечит точно.

– Что? – прошипела тетка почти в ухо. – Я не расслышала.

– Присаживайтесь, говорю, – Но все же странно. Час пик, а так свободно.

– Да-да, молодой человек. Вы совершенно правы. Фантастически странно. – вдруг сказал дед. – Ведь доподлинно известно, что в это время на квадратный метр вагонов московского метрополитена приходится до 10 человек. А самые загруженные станции знаете какие? Ну? Угадайте?

– "Комсомольская", "Юго-Западная", наверное, "ВДНХ"

– Да, прекрасно! И…? И «Выхино». Представляете? Кто бы мог подумать? Кто бы мог подумать…

– Вы работаете в метро? – поинтересовался скорей из вежливости.

– А похоже? –с кокетливой гордостью спросил дед? – Я на самом деле всю жизнь хлеб пек, булочки разные. На Стромынке не бывали? Там вот, да. Метро – это для души, хобби. Я как в 62-ом спустился, так все – попал. Вы даже не представляете, сколько…

– Так, говоришь, не помнишь, где с другом договорился встретиться? – внезапно перебила его тетка. Часто с тобой такое? Так ты записывай – записывай. Писать еще не разучился?

– Ну что вы пристали к мальчику? Видно же: из хорошей, интеллигентной семьи – вступилась за него «розовая» Дама. – И не надо фыркать. Это как минимум выглядит вульгарно. – Это уже в сторону тетки. – Не обижайся на нее, мальчик. Чемодан тяжелый, да и дорога не легкая. Вот ко всем и цепляется. Тебя как зовут?

– Варвара Алексеевна, не начинайте. Знаете же…, – не отрывая глаз от телефона, прохрипел мужчина.

– Ой, да ладно вам. Именем больше, именем меньше. Хотя я буду звать тебя Сашей, если позволишь. Был у меня кавалер с таким именем и с точно такими же как у тебя щечками. Очаровательными. Но было это давно. Где тот Алексей?

– Вы хотели сказать: «Александр», – язвительно заметила тетка.

– А тебе очень хотелось меня подловить, да? Промолчать никак не могла? Александр, Алексей, Василий.. А ты пальцы не загибай, все равно не хватит. Я в молодости горячая была. Да и сейчас ничего, – Дама вдруг подмигнула деду.

–Я..я…а вы знаете, что если встретиться у правой ноги партизанки, то влюбленных ждут долгие отношения? – невпопад сказал дед и покраснел одними ушами. – Может, проверим?

– С вами, Виктор, хоть на край света, хоть на «партизанскую», – неожиданно грустно ответила Дама и посмотрела удивленно на свое вязание. – ой, как все запуталось!! Мальчик, подержи-ка клубки. Придется все распустить и начать заново.

– Опять? – нервно выдохнула художница с бейджем. – Ну сколько можно? Достало уже: вот это ваше «лицевая-изнаночная» и противное спицами «цок-цок-цок-цок-цок»!!! Черт! Черт! У кого есть выпить? Или хотя бы кофе покрепче, а?

– Кофе тут не носят, Кира, и ты это прекрасно знаешь. – снова раздался хриплый низкий голос. – Скажи спасибо, что вайфай провели. Да твою ж мать! Твою ж мать!! Он там совсем охринел!? Песенки эти сопливые, статусы! И кольцо мое, сука, носит на пальце! Твою ж… – мужчина, не отрывая глаз от телефона, вытер слезу.

-Это он про кого? – спросил «Саша».

– Да, – совсем тихо сказал старушка, – про своего бывшего. Тот никак его не отпустит, хотя обещал, что будет пытаться.

– Вы…ммм…из «этих»?

– Из тех, из этих.. А у тебя, Саша, острая гее-непереносимость? – хмуро спросил мужчина. – Или ты..ммм..из этих? Ну, которые просто не знают, что такое любовь?

Мужчина устало потер переносицу и прикрыл глаза.

– Когда ты просто чувствуешь, что это твой человек. А ты – его. И не важно, что там ниже пояса, что скажут папа-мама и что вы навряд ли в ЗАГСе произнесете «согласен».

А важно то, что тебе нравится, как он утром пытается не спалить тосты и дует на пальцы потому, что все равно спалил. Нравится читать книги, в которых он специально для тебя оставил красивым почерком пометки на полях. Нравится его привычка напевать что-то из Стинга – всегда из Стинга. Немузыкально, но чудовищном русском-английском, но тебе это нравится.

– Почему вы тогда его оставили?

–Так бывает, мальчик. В этой жизни бывает, – в сторону сказала тетка

И внезапно стало очень тихо. Только отмеряющий время стук спиц.

– А я, если честно, даже не пью. – не поднимая глаз, сказал Кира. – В завязке. Как поняла, что все летит под откос, на программу пошла, типа анонимных алкоголиков. Там куратор сказал, что надо придумать отвлекающее действие. Я решила рисовать. Как в детстве с Мишкой.

Мы с ним рисовали везде: на тарелках ненавистной кашей, на зеркалах дорогущей маминой помадой, на бродячих котах зеленкой. Позже – на стенах мелками и вонючей краской из баллончиков. Мудрых драконов и погибших кумиров, чужие окна и обманчивые маяки – мы творили просто потому, что не могли по-другому.

Потом я… А Мишка, молодец. Не попал в эту яму. По краю прошел, но удержался. Даже писать не бросил. Стал серьёзным художником. У него сейчас, кстати, выставка. Он мне на открытие приглашение прислал. На бумаге такой, знаете, трогаешь и понимаешь, насколько все теперь по-взрослому. Надо сходить. И вы сходите.

– А