Екатерина Серебрякова, Анна Серебрякова, Екатерина Янечкина, Анна Ободова Детям от детей. Сборник сказок №2, 2021

Предисловие

Выражаю искреннюю признательность всем, кто курировал работу детей при выполнении домашних заданий, при подготовке работ к конкурсу. От вас во многом зависело, дойдут ли работы детей до финала. Мы рады видеть, что у вас и у нас это получилось.

Благодарим Комитет общественных связей и молодёжной политики города Москвы за поддержку в реализации нашего проекта; Фонд возрождения национальных традиций «Новый век»; Московский дворец пионеров – главного партнёра программы.

Поздравляем победителей конкурса «Китайская сказка» – участников проекта «Творческая мастерская для семьи и детей „Книготворение“».

СВЕТЛАНА КРИВОШЛЫКОВА

Жабы, дракон и дом в сосновой роще

Екатерина Серебрякова, 14 лет, ГБПОУ Московская международная киношкола, Киноколледж № 40, 8-й класс

В стародавние времена в одной сосновой роще стоял небольшой дом. Жило здесь много поколений людей на протяжении нескольких сотен лет, я даже думаю, больше пятисот. Но дом всегда выглядел хорошо: за ним присматривали и ухаживали. Было время, когда жил там вдовец по имени Лей и сын его, Тао. Жизнь у них шла хорошо, в согласии и уюте, пока Лей не сделал то, что свойственно почти всем вдовцам, о которых нам рассказывали в сказках: когда Тао было семь лет, его отец женился на красивой, но злобной, как скорпион, чёрствой женщине. Звали её Зэнзэн. Вместе с ней в дом пришли два её сына – Жонг и Баи, оба старше Тао.

Много новшеств принесли с собой новые жильцы: кормить теперь нужно было в два с половиной раза больше людей, но работали только Лей и его сын: Жонг и Баи с мачехой очень любили, по обыкновению, лежать на шёлковых подушках, принесённых из нынешнего дома, весь день. Также братья взяли в привычку посмеиваться над мальчиком Тао: он работает, а мы лежим – хорошо нам! Мачеха Зэнзэн и не пыталась этому препятствовать, а Лей ничего не мог поделать. Тао стискивал зубы и сильнее сжимал серп в руках.

Шло время. Дом ветшал – не было времени за ним ухаживать. Мальчики росли. Жонг и Баи крупнели, увеличивались их мягкие ступни, которыми они почти нигде не ходили. Вытягивался поджарый Тао, его макушка в снопе мягких волос цвета воронова крыла стала доставать отцу до локтя, потом до плеча, до подбородка, до переносицы… Лей вскоре стал седеть от криков жены и бесконечных перепалок, от тяжёлой работы в поле. Когда Тао стукнуло семнадцать, отец решил, что нужно завещать сыновьям то, что он имеет.

К распределению имущества приложила руку мачеха: приказала Лею отдать дом Жонгу, а повозку с ишаком и коллекцию фарфоровых фигурок – Баи. Лей пытался противиться, ведь изначально он хотел отдать дом младшему сыну. Да под напором троих не смог ничего поделать. Больше у него почти ничего не было. Он смог отдать родному сыну только инструменты для работы и ещё…

– Держи, – сказал Лей, протягивая Тао бурое в чёрную крапинку яйцо. – Твоя мама когда-то принесла это домой и сказала, что тот, кто вылупится из него, защитит нас, если нужно. Оттуда до сих пор никто не появился… Но, наверное, ему нужны какие-то особые условия – может быть, ты сможешь раскрыть эту загадку… Прости, я больше не могу дать тебе ничего. Не по моей воле всё осталось у твоих братьев…

– Ничего. Спасибо, отец.

Вечером Тао положил яйцо и мешок с инструментами у своей циновки. Жонг и Баи, увидев это, расхохотались до колик в животе.

– И это твоё наследство, маленький Тао? – спросил сквозь слёзы от давящего его смеха Жонг.

– Ну, он же у нас много работал! Я думаю, он заслужил! – подхватил Баи. – Мешок с железяками и птичье яйцо!

И оба покатились со смеху на пол, не в силах больше вымолвить ни слова.

У Тао возникло жгучее желание ударить их, и он мог это сделать – он был намного сильнее и быстрее и первого, и второго брата, – но сдержал себя, решив, что они того не стоят.

– Смотрите не умрите от смеха, – ухмыльнулся он, а потом лёг и отвернулся к стене.

Он больше не видел их лица, но слышал, что смех оборвался, а Баи закашлялся. Можно было догадаться, что теперь они хотят ударить его, но, видимо, боятся.

* * *

Наутро отцу стало плохо. Тао сидел с ним и, когда было нужно, приносил воды. Денег на лекаря не было.

Лей белел на глазах и, казалось, хотел превратиться в кусок меловой горы. Вечером отца не стало. Его бездыханное тело застыло, как камень. Трясущимися руками сын перенёс отца к древней сосне, где и похоронил, положив на кучку земли цветы, которые нашёл в лесу. Он ещё долго сидел перед могилой и не шёл домой.

Дома же к нему подошёл Жонг.

– Ну что, теперь это мой дом, Тао, и ты будешь работать для меня за проживание.

Парень посмотрел в глаза брату.

– Нет, – сказал он, – мы с отцом десять лет с утра до вечера работали, чтобы вам было что есть, пока вы не делали ничего ни для себя, ни для нас. Я уйду отсюда и найду работу где смогу, но только не у тебя. Я люблю этот дом, люблю это место, но вы пришли и испоганили его. Зарабатывайте себе на жизнь как хотите – ни рабочих, ни денег у вас больше нет.

Тао свернул свою циновку, забросил мешок с инструментами на плечи, взял яйцо и переступил порог. Отойдя немного, оглянулся на дом, как он думал, в последний раз. Увидел лицо Жонга, на котором боролись злость и растерянность. Отвернулся и пошёл дальше.

После заката он остановился на ночлег под большим тутовым деревом. Вдруг взгляд его упал на подарок отца. «И вправду выглядит, как обычное птичье яйцо», – с грустью подумал Тао, припомнив слова Баи. Разглядывая и вертя его в руках, уже вслух сказал:

– И что прикажешь мне с тобой делать?

И тут он почувствовал, как скорлупа потеплела. Да, потеплела! В испуге Тао дёрнул рукой, чуть не выронив яйцо… И тут оно начало трескаться. Рывками и с хрустом, как откалывается айсберг от большого ледника. Вот откололась верхушка, и из такого маленького, казалось, пространства, на свет вырвался полупрозрачный, светящийся неярким белым светом змей-дракон! Он взвился до макушки дерева и перекувыркнулся, явно празднуя высвобождение, а затем мягко опустился на землю перед Тао. Тот глядел на него, боясь шелохнуться.

– Здравствуй, Тао, – поприветствовал его дракон. – Я много слышал твой голос и то, как говорят о тебе, пока лежал в ящике твоего покойного отца. Я знал о вашей с ним беде, но не мог проломить скорлупу – мне нужно было тепло, которого я почти не ощущал…