штампы, он не мог от них отрешиться и постоянно повторял их, – даже не на трибуне, а в простом разговоре.

Узнав, что ранен Сергей Артемов, и сейчас находится в тяжелом состоянии, он вспомнил его:

– Крепкий большевик. Таких бы побольше, так давно бы прикрутили все буржуев колючей проволокой к камням и отправили бы их на дно…

На какое дно – он не уточнил, но распорядился, чтобы Сергея срочно перенесли в санитарный поезд, который должен был отправиться на север, в Лиски, а потом еще дальше, куда будет возможность. Бессознательного Сергея на носилках перенесли в тот поезд, куда распорядился Ворошилов. Вскоре состав отправился в путь.

Трехдневное стояние в Миллерово, бездеятельность Ворошилова привели к тому, что немцы вошли на территорию России и перерезали отступление на север. Оставался один путь – на восток, к Царицыну, через земли Войска Донского, через казачьи станицы, враждебно настроенные к новой власти. Поход отчаянный, почти безнадежный, с огромными потерями людей и техники, вывозимой с Донбасса, в зной и в дождь, под непрерывным винтовочно-пулеметным огнем донских казаков.

Люди уходили на восток, оглядываясь на запад, – туда, где еще недавно они жили и работали, на места, что называли Родиной. До хруста в костях сжимались их железные кулаки, гневно глядели их бездонные глаза, а в головах носились невеселые, скорбные мысли, которые изредка срывались с растрескавшихся губ: «Это была наша русская свара. Зачем позвали чужеземцев в наш спор? Кому это нужно? Мы Новороссия, а не Украина!» И губы, распухшие от обиды за себя и за свою землю, роняли шепот: «Мы еще вернемся! Мы выгоним иноземцев. Мы разберемся с теми каинами и иудами, которые предали народ. Мы разберемся. Разберемся… жди нас, Луганск! Мы вернемся, Донбасс!»

1992-1995 гг.

Конец