соотносительно с высохшей фигуркой старушки.

С первых же слов Маргарита Романовна взяла на себя роль Дусиного пастыря, гида, дуэньи и просветителя.

— Вы впервые на курорте. Дусенька? — И, узнав, что впервые, принялась инструктировать — Очень хорошо, что мы встретились. Как завсегдатай этих мест, я сумею вас правильно сориентировать. Тут масса несолидных, безответственных мужчин, масса. Им ничего не стоит загубить вашу жизнь. Вы, милая, я смотрю, наивны, как дитя. Но я вас прикрою.

И действительно, Маргарита Романовна наглухо прикрыла Дусю. Она не отставала от нее ни на шаг, как футбольный защитник — от опасного форварда, которого тренер велел выключить из игры. Когда Дуся загорала на пляже, Маргарита Романовна сидела рядом под большим художническим зонтом, воткнутым в песок, и читала вслух хорошую книгу — для Дусиного культурного развития. В сложенном состоянии этот зонт носила Дуся.

Слушала Дуся плохо. Ей интереснее было рассматривать пляжный люд, яркие купальники, цветастые сумки, мужчин — и по-бабьему дряблых и сильных, с играющей мускулатурой. Почувствовав на себе затяжные прицеливающиеся мужские взгляды, Дуся краснела и отворачивалась. Если кто-нибудь из мужчин подходил ближе и пытался завести разговор («А вы не сгорите, девушка?» или: «Извините, вас случайно зовут не Тамара?»), Маргарита Романовна осаживала нахалов:

— Вы нам мешаете, — сухо и четко говорила она. — Мы читаем И нахалы отступали, криво усмехаясь.

По кромке пляжа, по мелкой сырой гальке бежал большой коричнево загорелый очкастый мужчина в синих плавках, бело-синих беговых туфлях и белой кепочке. Он наслаждался эластичностью своего бега, легким дыханием и безотказностью сердца. Неподалеку от Дуси и Маргариты Романовны он перешел на шаг, протяжными принудительными выдохами привел дыхание в порядок и сел на песок, отдуваясь совсем незначительно. Из-под кепочки виднелись седые виски, но не того ватного цвета, который выдает дряхлость, а еще со стальным упругим отливом. Мужчина разулся, поставил рядом с собою беговые туфли и блаженно откинулся на спину, набросив кепку на лицо.

Маргарита Романовна бубнила по книжке:

«— Ей вдруг стало до боли жаль Дымова, его безграничной любви к ней, его молодой жизни и даже этой его осиротелой постели, на которой он давно уже не спал, и вспоминалась ей его обычная кроткая покорная улыбка. Она горько заплакала и написала Коростелеву умоляющее письмо. Было два часа ночи». — Маргарита Романовна сделала паузу. Видимо, кончилась глава.

Мужчина почесал поросшую черным с проседью мхом грудь, приподнял пальцем кепочку и спросил:

— Антон Павлович?

— Вы угадали, — сдержанно ответила Маргарита Романовна. Мужчина сел, надел кепочку, как следует поправил очки и сказал:

— Из-за этого рассказа он рассорился с Левитаном.

— Но вскоре они помирились, интеллигентные люди умеют понимать и прощать, — изрекла библиотекарша тоном, не оставлявшим сомнения в том, что она принадлежит к той же категории людей, что и Чехов с Левитаном.

— А что, наша девушка, — он указал подбородком на Дусю, — воспринимает литературу только на слух?

Дуся робко улыбнулась и отвернулась, боясь встретиться глазами с этим человеком, в котором она почему то почувствовала большого начальника.

— Это у нас с Дусей такая традиция: я ей читаю и комментирую, она слушает.

— А мне можно записаться в ваш класс? — Приятная, ни к чему не обязывающая болтовня явно доставляла мужчине удовольствие.

— Ну, что ж, пожалуй, зачислим, Дуся, в нашу группу, как ты думаешь? — светски щурясь, предложила Маргарита Романовна. Она решила продемонстрировать Дусе настоящего интеллигентного мужчину, с которым можно познакомиться без риска для женского достоинства. — Вот только мы не знаем, как вас записать.

— Георгий Николаич, Москва, — представился мужчина.

Дамы тоже представились. Георгий Николаевич пожал им по очереди руки.

— А между прочим попрыгунье в жизни было знаете сколько лет? — спросил он.

— Во всяком случае, не двадцать, — ответила Маргарита Рома новна.

— Сорок два года было Кувшинниковой. Она тоже ужасно разозлилась на Чехова. Но кто бы ее сейчас помнил, если бы не он!

— Левитан был оч-чень интересный, — сказала Маргарита Рома новна, словно вспоминала свое былое.

— Зачем вы, девушки, красивых любите? — пропел Георгий Николаевич. — А? Зачем? Как там дальше поется, Дуся?

— Непостоянная у них любовь, — чуть слышно проговорила Дуся. Она оробела — к ней обращался крупный московский начальник, Дуся ничуть в этом не сомневалась.

— Вот именно. — сказал Георгий Николаевич. — Послушайте, кстати, одну чрезвычайно поучительную историю о коварстве и любви.

И дальше он живо и мило рассказал историю молоденькой министерской секретарши, которая весьма изобретательно отомстила своему неверному мужу.

Георгий Николаевич чувствовал себя превосходно. Внимание обеих дам принадлежало ему безраздельно…

Вечером после ужина они встретились на набережной. Георгий Николаевич небрежно-элегантный, в песочных брюках и шоколадном пиджаке шел им навстречу, приветственно, как тореадор, приподняв руку. «Пятьдесят четвертый, пятый», — восхищенно определила Дуся. И еще она отметила, что кремовая рубашка на нем свежа и хорошо разутюжена. «Чистый», — уважительно подумала она и окончательно занесла Георгия Николаевича в разряд хороших людей.

Георгий Николаевич взял дам под руки и повел вдоль парапета, высясь между ними, как башня. Дуся молчала — у нее перехватило дыхание оттого, что Георгий Николаевич взял ее под локоть.

Георгий Николаевич принялся рассказывать то, что в старину называлось «великосветскими сплетнями» — анекдотические были из жизни известных актеров, писателей, спортсменов. Можно было подумать, что он лично знаком со знаменитостями. Дуся и Маргарита Романовна слушали его во все уши. Георгий Николаевич не сомневался, что они считают его драгоценной находкой. Тщеславие бурлило в нем ключом. У сослуживцев и тем более у домашних он давно уже не мог рассчитывать и на десятую долю подобного успеха, тем более с таким затрепанным репертуаром. А здесь он купался в благожелательном внимании своих спутниц.

Вечер завершился в кафе «Пингвин», где Георгий Николаевич великодушно угостил дам мороженым, не умолкая при этом ни на секунду. Он был в ударе.

* * *

Они стали видеться ежедневно и проводить втроем по многу часов.

В половине восьмого утра Георгий