Скамейки были все заняты, и, оценив обстановку, Щеголев предложил:

— Идемте-ка вот по этой улице.

Он кивнул направо.

— Ну, я вас слушаю, — сказал Щеголев, когда они прошли по тротуару шагов пятнадцать и выбрались на большой пустырь. Он оглянулся — вокруг никого не было.

— Во-первых, как вас зовут? — спросил Щеголев.

— Вера, — откликнулась девушка. — Я хотела рассказать насчет туфель...

Она запнулась и покраснела.

— Ну, ну, рассказывайте, не стесняйтесь. Вы работаете в магазине?

— Да.

— В каком?

— Во втором обувном.

— Это который в новом микрорайоне, на берегу речки?

— Да, он самый.

— И что же происходит в вашем магазине?

— А я сама разобраться не могу.

— А все-таки?

— Что-то с туфлями. По-моему, они ворованные или липовые.

— Ворованные? Вы уверены в этом?

— Нет. Но я случайно услышала разговор. Нефедова с Татьяной Васильевной. Они спорили насчет денег, как делить...

— Это кто такие?

— Нефедов — директор, а Татьяна Васильевна — заведующая отделом.

— Скажите, Вера, а какая обувь к вам поступает? Я имею в виду местную...

— Разная. Туфли-лодочки, знаете? Женские.

— Ну. А еще?

— Сандалеты.

— Какие?

— Ну... такие, с двухрядным швом без накладного ранта.

— Понятно, — уверенно произнес Щеголев, хотя понятия не имел, что такое «накладной рант». — Вы больше никому не рассказывали об этом?

— Нет. Только маме. Она уборщицей работает в нашем магазине. Я сказала ей — надо бы в милицию сообщить. А мама испугалась: «Не ходи! Тебя же выгонят из магазина, если узнают. А у тебя больное сердце, и ты работаешь рядом с домом». Но я все-таки ничего маме не сказала и решила пойти.

— Тайно от мамы? — улыбнулся Щеголев.

— Ага.

— Молодец!

— Что же мне сейчас делать?

— А что вы делали все время?

— Продавала туфли.

— Вот и сейчас надо продавать туфли.

— Но я не хочу продавать уголовные туфли.

— Как вы сказали? «Уголовные туфли»? — Щеголев рассмеялся.

— А что, разве не так? Мне Лида, подружка моя, давно уже рассказывала. Я, говорит, думала, я живу, а теперь вижу, что значит жить. Дома — ковры да хрусталь. А откуда у них это? И разве нельзя их забрать?

— Кого?

— Ну, Нефедова нашего и Татьяну Васильевну.

— А за что? — спросил Щеголев.

— Как за что! — воскликнула Вера. — Я же сама слышала... И потом ревизию можно сделать... Ведь можно?

— Можно ревизию, — успокоил ее Щеголев. — Только не сразу. А пока хотите нам помочь?

— Хочу. А что мне надо делать?

— Ничего. Но, во-первых, ни в коем случае никому не говорите о нашей встрече. И если что узнаете, не подавайте вида, что это вас заинтересовало.

— И сколько так может тянуться?

— Я не знаю. Наверное, долго.

— Сколько дней?

— Боюсь, что не дней, — вздохнул Щеголев. — Может быть, недель.

— И все это время продавать уголовные туфли?

«О, господи, — подумал Щеголев. — Что мне делать с этой девочкой?» Тут он подумал, что ведь это действительно мерзко продавать эти туфли. Но как объяснить девочке в красной косынке, что никаких мер они не предпримут, пока не разберутся во всем досконально...

— Откуда местные туфли поступают? — спросил Щеголев.

— Импортные с базы. А местные — из райпромкомбнната «Заря».

— Это от Курасова, что ли?

— Да, от них, — сказала Вера и взглянула на часы.

«Ба, — хватился Щеголев. — Ведь она курсанта будет ждать у кинотеатра. А он же не придет. Уехал курсант на задание. Надо ей тонко намекнуть».

Он нерешительно глянул на нее, на родниковые глаза, кротко мерцавшие под разбежавшимися врассыпную ресницами, и так тепло коснулся его нежный запах ее волос и губ, обветренных, покоричневевших...

Прошелестел ветер, платье на девушке вспорхнуло и казалось, она, легкая, как одуванчик, полетит сейчас над улицей, над черепичными крышами домов, над пустырем. Ветер пошумел немного, вздыбился пыльными смерчами на пустыре и внезапно стих.

Щеголев глянул на часы — надо спешить. И вдруг понял — как хотелось ему побыть этот вечер с Верой, посидеть в кино, даже посмотреть эту сентиментальную картину, сидя где-то в заднем ряду...

Мысль о фильме не выходила у него из головы, когда они возвращались назад к кинотеатру, он пытался отогнать эти настойчивые мысли, но ничего не получалось.

— Вам сколько лет? — неожиданно для себя спросил Щеголев.

— Восемнадцать, — сказала Вера. — А что?

— Я хотел сказать... хотел сказать, — не глядя на нее, произнес Щеголев, — просто так. Вы, наверное, курсанта ждете, — уклонился он в сторону. — Так он не придет. Это я вам точно говорю. Они... Они сейчас уже разъехались.

— А вы откуда знаете?

— Интуиция, — помялся Щеголев.

Он вытащил из кармана блокнот, вырвал из него листочек, черкнул на нем номер телефона и протянул листочек Вере.

— По этому телефону вы можете связаться со мной. Если что узнаете нового, обязательно позвоните.

— А если нет?

— Если нет? Звоните все равно. Только вот что, Вера, будьте осторожны. Впрочем, вы отличный конспиратор... «Красная косынка»...

Щеголев опять улыбнулся, и она улыбнулась в ответ.

— И еще раз — никому ни слова о нашей встрече. Условились?

— А маме?

— Ах, маме! Что ж... Впрочем, нет, и маме не надо.

Они расстались. Он даже не смог ее проводить, потому что опаздывал на обыск, извинился, и, остановив попутную машину, уехал.

Вера позвонила на третий день, сообщила, что особенно нового ничего нет, но они договорились встретиться опять у кинотеатра. А снова увиделись они лишь через неделю, потому что Щеголева посылали в командировку в район. Она позвонила в тот же день, как он вернулся, и по тому, какой у нее был взволнованный голос, он понял — что-то случилось.

— Знаете, Леонид Николаевич, они уничтожают накладные, — сказала Вера при встрече.

— Уничтожают? А зачем?

— Я сама не понимала, но оказывается — они их уничтожают, а потом выписывают новые накладные.

«Так... — подумал Щеголев. — Интересная тактика».

— А когда они расправляются с этими накладными? В начале месяца, в середине, в конце?

— Когда как. Обычно когда продают очередную партию товара.

— Ага! — удовлетворенно воскликнул Щеголев. — Значит, они выписывают на меньшую сумму.

— На меньшую. Как вы угадали?

— Это нетрудно. У вас ведется только суммарный учет?

— Да.

«Вот тебе и ревизия! — подумал Щеголев. — Что может сделать ревизия, когда обувь продана, а накладные уничтожены? Ищи ветра в поле. Нет, ревизии ничего доказать не удастся. Коварная тактика...»

— А вы откуда узнали о накладных? — спросил он.

— Лида сказала, подружка моя. И вообще, Леонид