музыка, беготня. И, как снег на голову, «в дрова» пьяный Алексей.
— Оба, а чё у вас за праздник?
— Здрасти, что совсем мозги пропил, — рассмеялась Тома, — день рождение у племяша.
— Племяш, прости, но я без подарка. Забыл дядька про твой праздник. Я обязательно потом привезу подарок.
— Проходи в столовую, чего в коридоре стоишь, — я пригласил Лешку.
— Да я ненадолго. Так на вас посмотреть. Соскучился.
— Заходи. Не майся дурью. И не ври, приехал-то неспроста. Правильно?
— Да неспроста. Дело у меня к тебе есть.
Со слов Олеси, которая периодически звонила, мы знали, что она уже месяц не живет дома. С того самого момента, как Алексей снова стал слесарить и запил по-черному. Она его боялась не на шутку. Леха ей угрожал тем, что убьет, а потом и сам себя жизни лишит. Вот и ушла Олеся из дома к родственникам, живущим тут же в поселке.
Леся собрала документы и подала на развод. Судебное заседание назначили на девятое декабря. Она решила до развода дома не жить. Лешка подкарауливал ее возле работы и пытался уговорить вернуться. Обещал бросить пить и «взяться за голову». От просьб он переходил к угрозам. Одна и та же сцена повторялась каждый день. Олесиным коллегам это надоело, и они вызвали наряд милиции. Брат просидел в «обезьяннике» сутки. Протрезвел и поехал ко мне.
— Давай, братан, выпьем за Ваньку, — предложил Алексей, когда занял место за столом.
— Не хочу. Спасибо.
— Чё, даже за Ваньку не выпьешь?
— Уже выпил. Больше не хочу. Завтра дел много.
— А-а-а! Ну, я тогда сам.
Он достал из кармана куртки полную бутылку водки. Раскупорил ее. Налил полную рюмку и, крикнув в детскую комнату: «Иван, за твое здоровье!», опрокинул содержимое в рот.
— Ну-у-у, алка-а-го-о-оли-и-ик! — протянула Тома. — Уже сам с собою пьет.
— Ну, вы же отказались, — спокойно отпарировал Леша.
— Рассказывай, братишка, что привело тебя.
— Сейчас закушу и расскажу.
Мы прикрыли дверь в столовую, чтобы дети не слышали нашего разговора. Лешка стал отрывисто и возбужденно рассказывать. Он во всех грехах обвинял Олесю. На ходу придумал, что у нее есть любовник и она только и ждет развода, чтобы создать новую семью. Жаловался на жену, которая упрятала его в милицию. Просил о помощи, явно надеясь на мою жалость, но меня мутило от его пьяного бреда.
— И чего ты нюни распустил? Жалко себя стало? Мне на жалость давишь? Правильно она сделала, что на развод подала. Чего смотришь? Если есть любовник, так это не она в том виновна, а в первую очередь ты. И не надо слушать бред своих дружков. Они тебе наговаривают на жену, ты им и веришь. Что она просто так взяла и ушла из дома. Наверное, все-таки нет. Явно поднял на нее руку. Было дело? Или угрожал убить? Ну? Чего головой качаешь или ждал, что я стану тебя жалеть? Вспомни август, когда я тебе намекал на кодировку. Что ты сказал? Помнишь?
— Так, по-твоему, я виноват во всем?
— А кто? Мы с Томой виновны? Батя твой виноват? Или кто? Кто виноват в том, что ты дурак? Не скалься. Сам хотел правды. Вот и слушай. А то он жену во всем обвиняет. Кто тебе про ее любовника напел? Да молчи уже, сам знаю. Кроме твоего любимого Паши никто и не способен такое сказать. Правильно?
— Да.
— А ты больше его слушай. Он тебя научит жизни. Ты хоть раз видел его отношения с женой. Это он при вас такой храбрый да хозяин в доме. А что на самом деле? Ну? Ты же вхож к ним в дом. Правильно! Он жену боится. А, может, любит настолько крепко, что боится обидеть или огорчить. Вот и водку пьет на стороне. Пьянчуг в дом не водит. По хозяйству все сам. И, обрати внимание, пока в доме все не переделает, за рюмку не берется. Он тебе пыль по пьянке в глаза сыплет, а ты, дурачок веришь ему.
Лешкина спесь улетучилась. На глаза нахлынули слезы.
— Вась, помоги мне закодироваться. Поговори с Олесей, чтобы не разводилась со мной.
— С Олесей поговорю. Обещаю, но только после того, как увижу, что ты закодировался. В противном случае и не надейся. Даже сам помогу ей развестись с тобой. Сегодня будешь спать у меня. Завтра весь день со мной. Вечером отвезу домой, пять дней жду, потом едем в город в наркологический диспансер.
— А как там кодируют?
— Не знаю, может, уколы какие, а может, еще что. Там посмотрим.
— Капельницу боюсь. Это же вену проткнут. Больно.
— Потерпишь.
— А насколько можно закодироваться?
— А кто его знает? Люди говорят, до пяти лет…
— А на всю жизнь?
— Не знаю. Все, договорились. Это твоя последняя бутылка. Решай сам.
Лешка выпил еще две рюмки. Долго молчал. Смотрел телевизор, но, похоже, думал что-то свое. Потом встал, взял бутылку и вылил ее содержимое в раковину. Пустую бутылку опустил в мусорное ведро и сел на свое место. Мы с Тамарой не проронили ни слова.
Вечером следующего дня я подбросил Лешку до автостанции, откуда он поехал домой. Мы еще раз с ним договорились о встрече через пять дней.
В тот же вечер перезвонила Олеся. Я передал ей нашу договоренность с Алексеем и попросил ее подумать о возможности повременить с разводом. Она ответила отрицательно. Ей не верилось, что он может исправиться в одно мгновение и вновь стать тем человеком, которого она полюбила и за которого вышла замуж. Олеся была права.
— Братан, привет! — в телефонной трубке раздался пьяный голос Алексея. — Не волнуйся за меня. Я в Сокочах. Извини, но кодироваться я не буду. Не хочу быть белой вороной в глазах своих корефанов. Братка, прости. Как вы сами? Что дети?
— Дети нормально. Ты на часы смотрел? Сколько сейчас времени?
— Половина одиннадцатого.
— Выкинь часы. Уже без четверти три ночи. Насчет кодировки дурак. Больше ничего не скажу.
— Ты с Олесей разговаривал?
— По телефону. Просил тебя простить. Объяснил, что ты собрался кодироваться. А ты…
— Не волнуйся, все нормально. Ну, пока, — в трубке раздались короткие гудки.
— Вась, отключи телефон, а то он до утра еще раз десять позвонит. Весь дом разбудил, — сонно сказала Тамара.
Сон у меня прошел. Прошло три дня, как мы расстались, и он опять пьяный. Я пытался, но никак не мог понять, что с ним происходит? Куда он катится? Неужели ему нравится распутная жизнь? Почему он не может жить, как миллионы нормальных людей? Понятное дело, праздники, но ведь не праздновать всю жизнь, прожигая ее водкой.
Седьмого декабря я собирался в короткую командировку. И вплоть до моего убытия с Камчатского полуострова телефон звонил не переставая.
— Оба, а чё у вас за праздник?
— Здрасти, что совсем мозги пропил, — рассмеялась Тома, — день рождение у племяша.
— Племяш, прости, но я без подарка. Забыл дядька про твой праздник. Я обязательно потом привезу подарок.
— Проходи в столовую, чего в коридоре стоишь, — я пригласил Лешку.
— Да я ненадолго. Так на вас посмотреть. Соскучился.
— Заходи. Не майся дурью. И не ври, приехал-то неспроста. Правильно?
— Да неспроста. Дело у меня к тебе есть.
Со слов Олеси, которая периодически звонила, мы знали, что она уже месяц не живет дома. С того самого момента, как Алексей снова стал слесарить и запил по-черному. Она его боялась не на шутку. Леха ей угрожал тем, что убьет, а потом и сам себя жизни лишит. Вот и ушла Олеся из дома к родственникам, живущим тут же в поселке.
Леся собрала документы и подала на развод. Судебное заседание назначили на девятое декабря. Она решила до развода дома не жить. Лешка подкарауливал ее возле работы и пытался уговорить вернуться. Обещал бросить пить и «взяться за голову». От просьб он переходил к угрозам. Одна и та же сцена повторялась каждый день. Олесиным коллегам это надоело, и они вызвали наряд милиции. Брат просидел в «обезьяннике» сутки. Протрезвел и поехал ко мне.
— Давай, братан, выпьем за Ваньку, — предложил Алексей, когда занял место за столом.
— Не хочу. Спасибо.
— Чё, даже за Ваньку не выпьешь?
— Уже выпил. Больше не хочу. Завтра дел много.
— А-а-а! Ну, я тогда сам.
Он достал из кармана куртки полную бутылку водки. Раскупорил ее. Налил полную рюмку и, крикнув в детскую комнату: «Иван, за твое здоровье!», опрокинул содержимое в рот.
— Ну-у-у, алка-а-го-о-оли-и-ик! — протянула Тома. — Уже сам с собою пьет.
— Ну, вы же отказались, — спокойно отпарировал Леша.
— Рассказывай, братишка, что привело тебя.
— Сейчас закушу и расскажу.
Мы прикрыли дверь в столовую, чтобы дети не слышали нашего разговора. Лешка стал отрывисто и возбужденно рассказывать. Он во всех грехах обвинял Олесю. На ходу придумал, что у нее есть любовник и она только и ждет развода, чтобы создать новую семью. Жаловался на жену, которая упрятала его в милицию. Просил о помощи, явно надеясь на мою жалость, но меня мутило от его пьяного бреда.
— И чего ты нюни распустил? Жалко себя стало? Мне на жалость давишь? Правильно она сделала, что на развод подала. Чего смотришь? Если есть любовник, так это не она в том виновна, а в первую очередь ты. И не надо слушать бред своих дружков. Они тебе наговаривают на жену, ты им и веришь. Что она просто так взяла и ушла из дома. Наверное, все-таки нет. Явно поднял на нее руку. Было дело? Или угрожал убить? Ну? Чего головой качаешь или ждал, что я стану тебя жалеть? Вспомни август, когда я тебе намекал на кодировку. Что ты сказал? Помнишь?
— Так, по-твоему, я виноват во всем?
— А кто? Мы с Томой виновны? Батя твой виноват? Или кто? Кто виноват в том, что ты дурак? Не скалься. Сам хотел правды. Вот и слушай. А то он жену во всем обвиняет. Кто тебе про ее любовника напел? Да молчи уже, сам знаю. Кроме твоего любимого Паши никто и не способен такое сказать. Правильно?
— Да.
— А ты больше его слушай. Он тебя научит жизни. Ты хоть раз видел его отношения с женой. Это он при вас такой храбрый да хозяин в доме. А что на самом деле? Ну? Ты же вхож к ним в дом. Правильно! Он жену боится. А, может, любит настолько крепко, что боится обидеть или огорчить. Вот и водку пьет на стороне. Пьянчуг в дом не водит. По хозяйству все сам. И, обрати внимание, пока в доме все не переделает, за рюмку не берется. Он тебе пыль по пьянке в глаза сыплет, а ты, дурачок веришь ему.
Лешкина спесь улетучилась. На глаза нахлынули слезы.
— Вась, помоги мне закодироваться. Поговори с Олесей, чтобы не разводилась со мной.
— С Олесей поговорю. Обещаю, но только после того, как увижу, что ты закодировался. В противном случае и не надейся. Даже сам помогу ей развестись с тобой. Сегодня будешь спать у меня. Завтра весь день со мной. Вечером отвезу домой, пять дней жду, потом едем в город в наркологический диспансер.
— А как там кодируют?
— Не знаю, может, уколы какие, а может, еще что. Там посмотрим.
— Капельницу боюсь. Это же вену проткнут. Больно.
— Потерпишь.
— А насколько можно закодироваться?
— А кто его знает? Люди говорят, до пяти лет…
— А на всю жизнь?
— Не знаю. Все, договорились. Это твоя последняя бутылка. Решай сам.
Лешка выпил еще две рюмки. Долго молчал. Смотрел телевизор, но, похоже, думал что-то свое. Потом встал, взял бутылку и вылил ее содержимое в раковину. Пустую бутылку опустил в мусорное ведро и сел на свое место. Мы с Тамарой не проронили ни слова.
Вечером следующего дня я подбросил Лешку до автостанции, откуда он поехал домой. Мы еще раз с ним договорились о встрече через пять дней.
В тот же вечер перезвонила Олеся. Я передал ей нашу договоренность с Алексеем и попросил ее подумать о возможности повременить с разводом. Она ответила отрицательно. Ей не верилось, что он может исправиться в одно мгновение и вновь стать тем человеком, которого она полюбила и за которого вышла замуж. Олеся была права.
17
— Братан, привет! — в телефонной трубке раздался пьяный голос Алексея. — Не волнуйся за меня. Я в Сокочах. Извини, но кодироваться я не буду. Не хочу быть белой вороной в глазах своих корефанов. Братка, прости. Как вы сами? Что дети?
— Дети нормально. Ты на часы смотрел? Сколько сейчас времени?
— Половина одиннадцатого.
— Выкинь часы. Уже без четверти три ночи. Насчет кодировки дурак. Больше ничего не скажу.
— Ты с Олесей разговаривал?
— По телефону. Просил тебя простить. Объяснил, что ты собрался кодироваться. А ты…
— Не волнуйся, все нормально. Ну, пока, — в трубке раздались короткие гудки.
— Вась, отключи телефон, а то он до утра еще раз десять позвонит. Весь дом разбудил, — сонно сказала Тамара.
Сон у меня прошел. Прошло три дня, как мы расстались, и он опять пьяный. Я пытался, но никак не мог понять, что с ним происходит? Куда он катится? Неужели ему нравится распутная жизнь? Почему он не может жить, как миллионы нормальных людей? Понятное дело, праздники, но ведь не праздновать всю жизнь, прожигая ее водкой.
Седьмого декабря я собирался в короткую командировку. И вплоть до моего убытия с Камчатского полуострова телефон звонил не переставая.