- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (17) »
* * *
Имея желания плотские,
Он сдерживал чувства свои.
Ещё не любил он Бродского,
Стесняясь своей нелюбви.
Любил он еду домашнюю,
Не принимая фаст-фуд,
Но эту любовь к настоящему
Скрывал от злых пересуд.
Стеснялся выразить мнение
И что-либо осуждать.
И в обществе потребления
Стеснялся не потреблять.
Мейнстримы интеллигенции
Давили его естество.
Нелепые тренды, тенденции
Рождались не для него.
Стеснялся он даже стеснения,
Себе говорил: не глупи,
Не сдерживай чувства и мнения,
И Бродского возлюби.
* * *
Легко эстетствовать по жизни!
И в стихотворную канву
Изящные неологизмы
Вплетать, поддавшись озорству.
Труднее сочинять простое
И не кичиться, не форсить,
Что есть умения такое
С благими музами дружить.
Сейчас ненужное уменье.
А в пушкинские времена
Имел бы славу и почтенье,
Пусть не доходы — ордена.
Блистал бы на любовном фронте,
Даря поэмки и стишки.
Писал бы барышням экспромты
В надушенные дневники.
Не утруждаясь политесом
Дуэльных кодексов, силком
На баттл вызвал бы Дантеса
Пинать задиристым стихом.
К чему рапиры-пистолеты,
Когда гусиное перо
С моим талантом ткать сонеты
Сумело б отстоять добро.
Сумело б выстроить эстетный
Воздушных замков яркий мир!
(И провести междупланетный,
Масштабный шахматный турнир?)
Легко эстетствовать по жизни,
Витийствовать и рассуждать.
Пока твою не справят тризну,
Изволь, что можешь, рифмовать.
* * *
Ещё Берна́ру Ша́ртрскому в веке так двенадцатом
Удалось подметить, что все мы в данный час
Похожи на карликов, севших на гигантские
Плечи исполинов, живших прежде нас.
Видят великаны ведь дальше, чем мы, карлики,
Но когда пристроишься на плечах у них,
Сразу получается, наших глаз хрусталики
Могут видеть далее всех великих сих.
* * *
Цицерон говорил: «Ганнибал у ворот!»,
Но его абсолютно не слушал народ,
И пока гром не грянул, и враг не пришёл,
Говорили, что тот Цицерон — балабол.
Всем известно, что рядом, под боком,
Не бывает на свете пророков.
* * *
Чу́дище о́бло, озо́рно, огро́мно,
Стозе́вно и ла́яй
Смотрит вослед — не беззлобно и томно, —
Почти не мигая.
Мозгом спинным ощущать этот взгляд ты
Ещё будешь долго.
С чудищем о́блым общаться вприглядку —
Стараться без толка.
Исса, сын крестьянина
О прогрессе и улитках Об обращении Иссы к улитке тихо ползти вверх по склону Фудзиямы, до самых высот оной.Нам врут: не только вверх улитки Ползут по склонам Фудзиямы — Они порой довольно прытко, Глупя, соскальзывают в ямы;
Крадутся перпендикулярно Бегущей на верха́ дороге. Они — как будто биполярны, Как есть же — просто брюхоноги.
Прогресс стал следствием ошибок И проб — не глупого стремленья Стай фудзиямовых улиток Взбираться вверх до помраченья.
Навеянное Иссой
1. Глу́бится ямка под струйкой мочи; Снег у ворот. Журчанье чуть слышно в безмолвной ночи Песней без нот;
Снежный покров на земле неживой Девственно чист, Лишь у ворот он являет собой Исписанный лист.
2. Облетает листва с удручённого клёна, С отвращением падая в грязь. Беззащитно стоять будет клён обнажённый До весны, никого не стыдясь.
И когда новый лист, закружив над землёю, Упадёт, не задев никого, Мир, охваченный глупостью и суетою, Не заметит паденья его.
3. Словно проснулись сверчки и пичуги, Луг осмелел, Близкими стали далёкие звуки, День посерел.
Свежесть несёт набежавшая туча, Зной бороздя. Как тяжела, и душна, и тягуча Жизнь без дождя.
4. Утром роса Мне омоет прохладой ноги. Врут небеса, Что они по природе не строги.
Капли росы, Охладив, испарятся, исчезнут. В строках Иссы Они горьким «И всё же…» воскреснут.
Шмели и Бунин
На стихотворение «Последний шмель» И. А. Бунина — несмотря ни на что, с почтением.1. Может, Бунину шмель в этот день показался Заунывно гудящей певучей струной Потому, что Иван Алексеевич взялся Тосковать, как положено барину в зной.
Глазки очень устали от яркого света, Опустели поля и разросся бурьян. Шмель уныло нажу́жживал арию лета, — Был Иван Алексеич тоской обуян.
Он всё думал о том, что мечты человечьи, Все глубины глубин не понятны шмелям, Этим бархатным пчёлкам с янтарным оплечьем, Не подверженным скуке и прочим соплям.
2. Лаванда чуть ли не всё лето Цвела, цветёт и будет цвесть. Шмелей с рассвета до рассвета В её кустах чудны́х не счесть.
По-бунински золотоплечи, Но неожиданно легки, Они лавандовые свечи «Окучивают» по-мужски:
Кружат и мечутся меж нежно Благоухающих цветов И искушают безмятежно Руладами жужжащих слов.
И так весь день, и так всё лето — Пока их холод не проймёт, Шмели с рассвета до рассвета Кружат в лаванде хоровод.
3. Лаванда и шмели не знают Что наступил сентябрь унылый. Цветы цветут, шмели летают, Золотоплечи, быстрокрылы.
В их удивительном полёте Среди чарующих соцветий Есть восхищающее что-то И что пытливый мозг бередит.
Как удаётся этим пчёлам, При их не маленьком калибре, Массивным, толстым и тяжёлым, Летать с изяществом колибри?
Ах, впрочем, мир прекрасен этим Клубком загадок, белых пятен. И лишь сентябрь за гранью лета Вполне и ясен, и понятен.
* * *
Мы Шрёдингера кошку В своём эксперименте По неопределённости Размазали слегка: Она жива
- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (17) »