* * *

Заранее вычислив участь звезды,

Что с неба падёт послезавтра,

Я из дому вышел проверить цветы,

Нектар заготовить на завтрак.

С утра, завертевшись в пустой суете,

Я жёг свое тело прохладой,

И думал о той несчастливой звезде,

Жалея, шептал ей: «Не падай…»

* * *

На город дождь идёт стеной,

Вздыхает громом,

Сверкает молнией-стрелой

Над самым домом.

Клубятся тучи надо мной,

Их дождь колеблет.

На город дождь идёт стеной,

А город дремлет.

* * *

…И в нашем радостном Эдеме,

Дарящем светлые мечты,

Исчезнет всё — развеет время

Здесь все, какие есть, следы.

Поползновения людские,

Как в пыль истлевшее тряпьё,

Рассеются… Эх, энтропия —

Она такая, мать её…

* * *

Не зря, наверно, тот, кто создал

Галактик яркие спирали

Нас отдалил от них и звёзды

Сместил в немыслимые дали.

Всё для того, чтоб наши цели

Познать вселенские соцветья

Мы с вами сохранить сумели

На многие тысячелетья.

* * *

Престранный мир, где каждый человек

Готов скрутиться в жгут противоречий

И стать для Чеховых, Толстых, Лопе де Вег

Прообразом их злободневных скетчей;

Готов и на словах, и на мечах

Он выйти победителем из спора.

А мальчики кровавые в глазах

Проявятся… Но вряд ли очень скоро.

* * *

Наш выбор сделан. Мы, надеюсь,

Не буридановы ослы,

И выберем, не канителясь…

Хоть муки выбора милы.

Милы иллюзией, что можем

Мы выбором своим сменить

Процесс с названьем «Лезть из кожи

Вон» — на процесс с названьем «Жить».

Алфавитный бред. Абецедарий

«А было всё гадким, древесно-еловым.

Ёж ждал зиму истово. Йогурт кислил.

Ломались мечты. Нарушались основы

Паразитических реверсных сил.

Телеметрия ужасно фонила.

Хрипела цветисто чужая шиншилла.

Щипал экивоками Юнг яйцевидный…» —

Мой мозг воспалённый нёс бред алфавитный.

* * *

Ах, как две наших сущности —

в принципе разные,

Плотно схвачены временем

в нечто одно:

Тошно-сочное, яркое —

и слегка несуразное,

Как «Алжирские женщины»

версии О.

* * *

Нам не нужно быть в Гернике,

Нам достаточно Горловки.

И «Алжирские женщины»

Даже версии О

Не годятся в соперники

Фрескам горловским огненным,

Что войною зловещею

Жглись на стенах домов.

Навеянное Иссой

1.

Глубится ямка под струйкой мочи;

Снег у ворот.

Журчанье чуть слышно в безмолвной ночи

Песней без нот;

Снежный покров на земле неживой

Девственно чист,

Лишь у ворот он являет собой

Исписанный лист.

2.

Облетает листва с удручённого клёна,

С отвращением падая в грязь.

Беззащитно стоять будет клён обнажённый

До весны, никого не стыдясь.

И когда новый лист, закружив над землёю,

Упадёт, не задев никого,

Мир, охваченный глупостью и суетою,

Не заметит паденья его.

3.

Словно проснулись сверчки и пичуги,

Луг осмелел,

Близкими стали далёкие звуки,

День посерел.

Свежесть несёт набежавшая туча,

Зной бороздя.

Как тяжела, и душна, и тягуча

Жизнь без дождя.

4.

Утром роса

Мне омоет прохладой ноги.

Врут небеса,

Что они по природе не строги.

Капли росы,

Охладив, испарятся, исчезнут.

В строках Иссы

Они горьким «И всё же…» воскреснут.

* * *

Отсутствие электричества

В стенаниях, матах и стонах

Весьма уменьшает количество

Приматов, увязших в смартфонах.

Становятся явными радости

Неспешного чаепития,

Беседы под плюшки и сладости, —

А там и другие события…

* * *

Совсем уж лёгкий ветерок

Вершины сосен теребит.

Был виден месяца рожок —

Сейчас он тучами закрыт.

Палитра вечера скудна,

Мир безотраден, сер, черён:

Он досера́ и дочерна

Холодным летом изнурён.

* * *

Честный игрок этот мир ненавидимый,

Шулер ли?

Многие звёзды, которые видим мы,

Умерли.

Переоценим все ценности мира,

С факелом

Выйдем искать человеков-кумиров-

Сталкеров.

* * *

Летний вечер. Как бы летний.

Воздух ледяной.

Речь гораздо междометней,

Чем порой иной.

Трудно выражаться ясно,

Если месяц как

Зубы бьют однообразно

Нервный краковяк.

* * *

С младых годов был равнодушный

К навозной сущности побед

Тот самый Авгий, чьи конюшни

Не очищались тридцать лет.

Дух разлагающейся плоти

Его нимало не мутил,

А даже возбуждал и вроде,

Вы не поверите, пьянил.

* * *

Здесь не виден за мелким чванством

Серебристой кометы хвост;

Здесь не будет порталов в пространство

Недоступных, далёких звёзд;

Здесь навряд ли здоровое семя

Будет найдено в гнили жнивья;

Здесь сгустилось донельзя время

Ограниченностью бытия.

* * *

Осень. Вечер. Угрюмая улица.

В энергетическом кризисе

Фонари отвратительно щурятся,

Словно бес от строк катехизиса.

Спотыкаясь, прохожий ругается, –

Полумрак грозит ему травмами.

Свет с трудом сквозь листву пробивается,

На асфальт ложась криптограммами.

* * *

Пусть мне твердят, что мир наш вечен,

Но если я умру,

Мир для меня сгорит, как свечи

Сгорают в прах к утру.

Исчезнут боль, любви устои,

Морали суета.

Коль я умру, весь мир накроет

Глухая пустота.

* * *

Падая, звёзды не добираются до земли —

Вязнут в мармеладе манящего лунного неба.

Они бы не долетали, даже если б могли,

Потому что отказываться от мармелада нелепо.

Этот десерт притягателен и прекрасен на вид,

Он присыпан сахаринками тонких созвездий.

Он влечёт, искушает, обезоруживает, слепит,

Как тысячи тысяч обворожительных бестий.

* * *

Зачем, коря бескрылость,

Иметь к бескрылым милость,

Не стоит ли бескрылых

На небо загонять.

И пусть себе летают,

Не ведая, не зная,

Что именно бескрылыми

Их породила