Сергей СОЛОВЬЁВ ПОСТМОДЕРНИСТСКАЯ САГА

1. На орбите 

     На орбите ему часто снилось, что стены станции исчезли и он медленно вращается в чёрной пустоте. Ни Земли, ни Солнца, ни Луны, только чёрный экран Вселенной, посыпанный звёздной солью. Иногда показывали фильм, и на месте экрана появлялись зелёная трава, жёлтое солнце, голубое небо. Проснувшись, он задавал себе вопрос, каким об­разом можно видеть цветное изображение на чёрном фоне? Объяснение существовало — чернота должна светиться изнутри, но казалось ему скучным и не имеющим смысла. Зачем искать техническое решение, если речь идёт о сновидениях? Когда сны были цветными, он ходил по траве. Ветер приносил медовый запах цветов, он чувствовал себя счастливым, но всё равно знал, что под мягким травяным ковром находится чёрная пустота.

Он привык к одиночеству, но дальше ждать было бессмыслено. Ждать — чего? Что кто-нибудь прилетит оттуда, с Земли? Прилетит — после всего, что он наблюдал с орбиты? После того, как многие годы до станции не доходило ни одного осмысленного сигнала?

С той поры, когда он в последний раз видел живого человека, про­шло около двадцати лет. С момента прощания с товарищами по станции. Раскоряченная на орбите, со своими многочисленными модулями, она напоминала ветвистое дерево. Перемещаясь из отсека в отсек, он казался себе муравьём, пробирающимся в его пустой сердцевине.

Иногда вместе, иногда по отдельности, он всё ещё видел товарищей и сейчас. Наяву, не во сне, при этом отлично сознавая, что это всего лишь призраки.

Сейчас... Полчаса назад в дальнем оранжерейном модуле он видел белокурого Джонни Ладлэма, играющего в шахматы с инопланетянином, похожим на осьминога. На плече у Джонни сидел попугай Крус, который погиб ещё до отлета Джонни и всех остальных.

Глаза у призрака Джонни были ярко-голубыми, как в жизни, голубыми, как звезда спектрального класса О. Осьминог нежно переливался всеми цветами радуги. Цвета Круса казались не менее живыми. Призрачные игроки вежливо приветствовали Маркушу — Джонни помахал рукой, осьминог щупальцем. Телепатически послали горячий привет. Попугай встопорщил перья, беззвучно щёлкнул клювом, повертел головой. Проблема с призраками — от них не узнаешь ничего нового, по крайней мере того, чего не знало бы уже твоё подсознание.

Из всего экипажа станции тогда, двадцать лет назад, Маркуша был самым молодым. И единственным, у кого на Земле не было близких.

— Оставайся, стажёр. Поддерживай всё в рабочем состоянии. Через год-другой всё наладится, за тобой прилетят. И чтобы был в форме, не распускаться! — У седеющего Михайлова, который в то время командовал станцией, на Земле оставались жена и двое детей.

Земля... Голубой апельсин, который вскоре, после того как все, кроме Маркуши, загрузились в челнок и покинули орбиту, пошёл оранжевыми пятнами, со временем у этих пятен образовалась коричневая сердцевина. На ночной стороне пятна слабо светились, местами голубым, местами оранжевым. Как на картинах авангардистов. Маркуша любил их рассматривать, пока на станции работал Интернет — к этому его приучила Мари. У Мари на Земле была дочь и, кажется, муж, но ничто не мешает француженке слегка влюбиться в коллегу на орбите.

Скорей всего, все погибли. Интернет прекратил работу раньше, чем поверхность Земли пошла пятнами, ещё раньше прекратились радио— и телепередачи. Спецсвязь некоторое время работала — Маркуша знал, что пятнистость не возникла сама собой, неожиданно, ей предшествовало использование необычных видов оружия, но спецсвязь вскоре тоже прекратила функционировать. После — только слали свой безумный монотонный сигнал из некоторых точек случайно уцелевшие радиомаяки.

Проводив посадочный модуль, он сразу занялся подготовкой станции к многолетней одиночной вахте. Первое правило космонавта — ни­ какой праздности, праздность — путь к гибели. Учёл все запасы — пищи, воды, кислорода, энергии в аккумуляторах, на случай, если что-то разладится в солнечных батареях, а также информационных материалов и запчастей. Составил график тренировок в спортзале, наметил план самообразования.

Не знал он тогда, сколько лет придётся ждать. Трудно сказать, справился бы, если бы на орбите вообще ничего не происходило. Но про­исходило, и ещё как!

До  полёта  Маркуша  слышал  —  неофициально  —  о  плане  «золотая метла». Это диффузное знание спасло его — и станцию. План, по слухам, состоял в том, что если превосходство противника в области орбитальных высоких технологий окажется подавляющим, то надо использовать асимметричный ответ. Большинство спутников вращается по орбитам в том же направлении, что и Земля — таким образом экономится энергия при запуске. Чтобы их уничтожить, надо запустить в противоположном направлении контейнер, набитый стальными шариками, и взорвать на орбите. При встречном столкновении гарантирована скорость порядка шестнадцати километров в секунду. Никакая высокая технология тут не защитит. Маркуша вовремя заметил, когда один за другим начали взрываться на низких орбитах спутники, и успел поднять орбиту станции. Конечно, ему повезло, что контейнеров успели запустить немного.

Что ещё? Все системы глобального позиционирования — «кластеры» спутников на геосинхронных орбитах — были выведены из строя точечными ударами. Понятно ведь, что без них вся масса военной техники, использующая спутниковую навигацию, дроны там, крылатые раке­ты, глуха и слепа. Хорошо ещё, что участникам конфликта было недосуг нанести такой же точечный удар по его станции, видимо, её посчитали не представляющим военного интереса довеском

А ещё были рабочие выходы в открытый космос и даже попытка самоубийства... Прошло года три или четыре, когда стало ясно, что за ним не прилетят. Вообще-то, на станции имелся запасной посадочный модуль, но он уверил себя, что внизу все погибли. Впал в депрессию, но кончать с собой внутри станции, как в консервной банке, было противно. Влез в скафандр, вышел в пространство, привычно, как того требовала инструкция, нацепив на спину 8АГЕК, реактивный ранец, затем оттолкнулся и поплыл...

Солнце уже скрылось за горизонтом, но с другой стороны вышла полная Луна, и станция серебрилась в её свете, похожая на оливковое дерево. Маркуша немного поманеврировал, сориентировал себя, замедлил насколько мог вращение, чтобы некоторое время не видеть ни Луны, ни Земли, ни станции, а только звёзды. Подумал, что самое время разгерметизировать скафандр, но решил подождать ещё немного. На звёзды, однако, смотреть было неприятно — колючие, яркие, они так и лезли в душу. Он прикрыл глаза