черном, — она раскрывает руки. — Шире дороги такой.

Марина представляет тщедушного Саню на колесном монстре и усмехается в край платка.

— Да, объезжал. Купить предлагают, — роняет Саня небрежно.

У Лорки зажигаются глаза, словно мотоцикл предлагают не Сане, а ей. И не за деньги, а в подарок.

— Купи, прикольно!

Марина хмыкает и негромко комментирует:

— И голову себе расшиби.

— Подумаю… — цедит Саня и упирается недобрым желтым взглядом в Марину. — Ишь, русская красавица, — скрипит он. — Романс с гитарой. Отвори потихоньку калитку. Хочешь, я тебе платочек подарю?

— Спел бы, — подначивает Лорка.

— Спел бы, не обучен, — Саня подкидывает яблоко, и оно снова, как шар в лузу, возвращается в его сухую ладонь. — Женщин другим беру. Не вытьем на луну.

— Ох, — роняет Лорка небрежно. — Смелый какой.

— Какой есть, — Саня блестит зубом, как вурдалак. — Бабуля-то спит?

— Бодрствует бабуля.

— Рассказывай, знаю. Вон храп из форточки, что все окрестные кошки врассыпную, — Саня гипнотизирует Лорку в упор. — Лорк, поди на кухню, чаю выпей. Или чего ты там пьешь, не знаю. Я тебе вот, — он подкидывает фрукт, — яблоко подарю.

Лорка, недовольная предложением, морщит нос.

— Белый налив?

Саня зачем-то нюхает яблоко.

— Нет, штрифель, кажется. Сошел белый налив. Как белый снег.

Только Лорка, осчастливленная яблоком, предательски скрывается на кухне, Саня хватается за подоконник и, сделав рывок, одним гимнастическим движением влетает в комнату.

Марина недовольна. Ей не нравится присутствие Сани, и она придумывает, как разделается с Лоркой, которая оставила ее наедине с незваным приставалой. Не хватало, чтобы какая-нибудь глазастая зараза распустила по городу слух, что к Марине ночью лазают в окно. Слух дойдет до Темы, до Теминых родителей, а это плохо. Лорка нарочно, из вредности так поступила. И еще агрессивный Саня близко, в полутемной комнате, вызывает у нее страх. Она отступает, держа дистанцию.

Саня усаживается на подоконник. Он чувствует, что его боятся, и ему нравится.

— Знаешь, — говорит он медленно. — Не куплю я тот мотоцикл, знаешь.

— Купишь, не купишь… Мне-то что?

— Знаешь почему? — продолжает Саня неторопливо. — Дурной он, проклятый. Четверых уже угробил, всех в один сезон. Я пятым напоследок топать не хочу. В нем двести лошадей.

Марина чувствует, что должна возразить.

— Уж так и двести.

— Около того. Зверь-машина. Злость в нем бьется. Свирепый…

Марина слушает, склонив ухо, не проснулась ли бабушка.

— Ты-то самый крутой, чего боишься. Укротишь.

— На нем теперь печать, он как из могилы. Он, зараза, вкус крови почувствовал. Собак, которые человека рвали, на живодерню шлют, они в мирную жизнь не вернутся, и он такой. Да и дороги у нас… вездеход лучше.

— Купи вездеход, — соглашается Марина равнодушно. — Проблема, что ли, голову сломать. Человек — хрупкий…

И недавнее видение всплывает перед глазами.

— Хрупкий, когда не надо, — не соглашается Саня. — Тварь живучая… Я одного знал: в детстве вязальной спицей горло проколол — и хоть бы хны.

— Колоритные друзья, — усмехается Марина.

— Тамбовский волк ему друг, — мрачнеет Саня.

— Сложная жизнь у тебя, — говорит Марина иронично. — Недруги кругом… и мотоцикла боишься.

— Я себе не враг. Эти четверо без крыши были, а я жить хочу. У меня планы… — он кровожадно поблескивает глазами. — Я бизнес заведу. Чистый бизнес, денежный. Не то что Темки твоего родня, в помойке, в контрабандном шмотье ковыряться. Я хочу обменные пункты открыть, валюту менять. Прибыльный бизнес, и солиднее — деньгами торговать. У нас все схвачено, знаю — я в Москве открою. Москва проглотит, там прорва. И проще… Первоначальные вложения минимальные, париться не надо. Проблема в кассирах. Надо, чтобы верные были люди. Не воровали. Таких не найдешь. В обменке все на кассире держится. Я бы тебя взял. Пойдешь ко мне?

Марине становится смешно.

— Хочешь, чтоб меня пристрелили? — говорит она иронически. — Кассиров грабят сплошь и рядом, риск большой.

Саня мотает головой.

— Никто не грабит. Охранника возьму. Пойдешь?

— Да, — произносит Марина высокомерно, — неважную ты мне участь приготовил. Нечего предложить?

Саня соскакивает с подоконника.

— Ты только скажи, у меня предложения разные, — произносит он хрипло и хватает Марину за талию. За приступом гадливости и первым побуждением — оттолкнуть Саню — Марина внезапно ощущает отголосок странного покоя, который она пережила рядом с неподвижной фигурой в парке. Она едва удерживается, чтобы не склониться к Сане на плечо. Но отголосок хоть отчетлив, все же слаб, и Марина отталкивает ухажера.

— Ладно, не бойся, — роняет Саня снисходительно и разжимает руки.

В парке скрипят тормоза и слышен свист. Саня подхватывается, выпрыгивает в окно и исчезает в темноте.

Ошеломленная Марина подходит к столу и заглядывает в раскрытую Лоркину тетрадь.

"Иногда, — нацарапано в тетрадке, с разрывами бумаги от эмоций, — мне кажется, я не люблю ее. Совсем не люблю. Нет, неправильно. Ее нельзя не любить. Неважно, что сестра и родная кровь. В нее влюблен весь растреклятый городишко. Его битые маршрутки. Его лоточники на рынке и их натруженные грузчики. Его загорелые чужестранные дворники и водители большегрузных длинных фур на стоянке. Его дворовая шелупонь, фланирующая блатной походкой вдоль железнодорожных путей. Его начальники, следящие за миром из-за тонированных автомобильных стекол. Я не понимаю, как она кокетничает с омерзительным Саньком, не стоящим поднятия пушистых Теминых ресниц. Черных, как сохнущие чернила гелевой дешевки, которая… чертова китайская дрянь! Зараза!"

Стремительным вихрем налетает с кухни Лорка и вырывает тетрадь.

— Не смей! — визжит она.

— Кто это зараза? — гневно спрашивает старшая сестра, удивленная странным письменным признанием. — Ты про кого?

Лорка отворачивается, заслоняя тетрадку цыплячьим телом.

— Про ручку…

Следующим утром, собираясь на озеро, Марина отгоняет мрачные картины. Она предвкушает приятный день, и хочется думать о веселом. Она спокойно натягивает купальник, отметивший четвертьвековой юбилей, купальник, который старше Марины, купальник, который носила мама в странном и призрачном прошлом, о котором Марина почти не знает. В семье, состоящей из нее, Лорки и старенькой бабушки, нет денег на вещи умеренной необходимости. Поглаживая натянутую на бедрах синтетическую ткань, Марина старается представить, как ее незнакомая мама, которую она плохо помнит, надевала купальник и что чувствовала. Тогда он был новый и