ней, с этой библиотекой: мне и так осталось меньше трех часов спать, а ночь была бурная, если не сказать драматическая. Одного из наших чуть не убили уроды-черпаки, да и мне досталось будь здоров.

Я лег и провалился в странный сон, в котором смешались явь и сновидения. Я заново переживал события последней ночи, когда нас крепко били за отказ чирикать. Только во сне нас строили не в палатке, а водили по полку и били в разных местах. Вот в столовой черпаки тыкают в чистый стол, говорят что он грязный и сокрушающий кулак Кравцова обрушивается на мою грудь. Вот в штабе полка возле Знамени части этот же Кравцов упрекает меня в том, что я вовремя не доложился дежурному по полку и наш взвод весь следующий день остается без горячей пищи. Я хочу оправдаться, сказать, что уже все давно доложил и дал раскладку на следующий день, и что в столовой мы с хлоркой вымыли и вытерли наши столы и в хлорке же замочили кружки, но черпаки сзади бьют меня ладонями по ушам и у меня начинает звенеть в голове. Сквозь звон я различаю голоса комбата и начальника штаба батальона, но слов разобрать не могу. О чем они говорят? Мне хочется оправдаться и перед ними и доложить комбату заученные мной наизусть таблицы поправок для АК-74 и для РПГ-7, но понимаю, что мои оправдания неуместны, потому, что нужно бороться с дедовщиной в батальоне. Зачем с ней бороться? А и в самом деле — зачем?

— Зачем с ней бороться? — доносится до меня из-за перегородки голос Скубиева.

— Да как ты не понимаешь, Сергей Александрович, — приглушенно отвечает комбат, — как ты не понимаешь, что дедовщина расшатывает воинскую дисциплину. Что существование параллельной иерархии подрывает сам принцип единоначалия и авторитет командира-единоначальника. Знаешь из-за чего в Финской войне были такие потери? Из-за того, что бойцы обсуждали приказы командиров. И я не допущу, чтобы в моем батальоне обсуждались приказы.

— Ну, Владимир, Васильевич, положим, что твои приказы никто не обсуждает.

— А приказы ротных? Я не говорю уже о взводных. Каждый приказ взводного проходит через утверждение дедов. Этакий Совет солдатских депутатов. Если деды посчитают приказ разумным, то взвод станет его выполнять. Если дедам что-то не понравится, то они саботируют выполнение приказа.

— Так что же в этом плохого? Бойцы второй год воюют. У них уже есть опыт ведения боевых действий в условиях горно-пустынной местности. Они уже умеют воевать. А допусти взводного, который только что пришел из Союза, до командования, он тебе такого накомандует… Сам потом рад не будешь.

— Все равно, — настаивал на своем Баценков, — он — командир. Он должен набираться боевого опыта. В том числе опыта командования в боевой обстановке.

— Пока он наберется, он два взвода положит. Откуда людей в батальон будем брать, товарищ майор? Посмотрите: вот ШДК четвертой роты, вот — пятой, вот — шестой. И везде — недокомплект личного состава.

— У нас — Ограниченный контингент, — буркнул комбат.

— Ага, — поддакнул Скубиев, — в том числе и по мозгам некоторых вчерашних выпускников ВОКУ. Хорошо, что есть деды, которые могут вовремя поправить молодого лейтенанта, чтобы тот дров не наломал.

— Так ты, Сергей Александрович, за дедовщину.

— Нет. Но я воспринимаю ее спокойно, как объективную реальность.

— Простите, я не понял: какую такую реальность?

— Объективную. То есть существующую помимо нашей воли и сознания.

— Вам бы, товарищ капитан, в политическое, а не в командное поступать надо было.

— Мое счастье, товарищ майор, что вас не было в приемной комиссии.

Я опять провалился в сон, представляя капитана Скубиева семнадцатилетним подростком, в одних трусах стоящего посреди ковра на картонном квадратике перед военно-врачебной комиссией.

— На что жалуетесь? — спрашивает председатель комиссии юного капитана.

Скубиеву холодно стоять в одних трусах. Он поджал под себя одну ногу и обнимает себя руками, чтобы согреться. Он что-то мямлит в ответ, чего никто не слышит.

— Не понял. Громче пожалуйста, — просит председатель комиссии, — Ничего не слышно.

— Ну и кому ты жалуешься? — насмешливо переспрашивает начальник штаба, оборачивается на меня и я вижу его усатое лицо.

— … Ну и кому ты жалуешься? Дедовщина всегда была, есть и будет. И не только как последствие хрущевского сокращения войск в шестидесятых, но и как объективная реальность, — слышу я из-за перегородки голос настоящего Скубиева.

— Это какая же такая реальность, товарищ капитан? — язвительно уточняет комбат.

— Хочешь — докажу? — простецки предлагает начальник штаба.

— Докажи, — требует Баценков.

— Я на примерах. Можно?

— Давай на примерах, — соглашается комбат.

— Кого поставят дежурным по полку в Новый год: командира роты или молодого салагу?

— Ну, ты хвати-и-ил, — укоризненно тянет последнюю гласную комбат — кажется удар угодил в цель.

— А я тебе отвечу, — Скубиев охотно приходит на помощь своему непосредственному начальнику, — в новогодний наряд помощником дежурного пойдет самый молодой летеха в полку. А дежурным заступит капитан-залетчик.

— Это не показатель. Это везде в армии так поступают. Это уже вроде традиции. Никто и не обижается даже.

— Хорошо, — соглашается Скубиев, — давай откинем армию и возьмем гражданскую жизнь.

— А ты ее знаешь, гражданскую-то жизнь? — у комбата снова в голосе звучит ехидца.

— Я понимаю, куда ты клонишь. Ты хочешь сказать, что если мы с тобой в пятнадцать лет поступили в суворовское училище, то о гражданской жизни имеем слабое представление.

— Приблизительное и умозрительное.

— Тогда ладно. Давай возьмем "умозрительный случай" из гражданской жизни.

— Давай, — соглашается комбат, — бери.

— Допустим ты работаешь директором научно-исследовательского института. И вот у тебя освобождается должность начальника отдела. Старика на пенсию спихнули или баба в декрет ушла — не важно. Важно, что освободилось кресло и тебе нужно срочно подыскать замену на открывшуюся вакансию. У тебя есть два наиболее вероятных кандидата: молодой парень, только что защитивший кандидатскую диссертацию и недавно пришедший в институт, и серый, но исполнительный работник, который уже лет пятнадцать работает с тобой. Ничем себя не проявил, но и замечаний не имеет. Так кого ты поставишь руководить отделом: молодого талантливого пацана, от которого неизвестно что можно ожидать, или бесталанного, но проверенного кадра, при котором отдел будет заведомо работать не хуже, чем работал.

— Это перебор, — возражает комбат, — старый сотрудник знает институт, знает основные темы