Соль Решетникоф Миссия

Двенадцать лет назад серия неудачных событий неожиданно закончилась трагедией: скончался отец. Мама так сильно тосковала по нему, что врачи лишь разводили руками: «Она просто не хочет жить». Дорогостоящее лечение у очередного чудо-доктора закончилось весной маленькой могилой с деревянным крестом на плавных изгибах тосканских холмов под гордыми кипарисами. А в августе я забирала историю болезни мамы из архива, как хочет того итальянская медицинская бюрократия. И случайно встретила там свой новый проект. Алекса. Брутальный красавец оказался хирургом с сердцем, словно тёплая начинка шоколадного суфле.

Раз год в районе лета я уезжала на неделю навестить одинокую бабулю. Она ничего не хотела знать о заграничной жизни, с тех самых пор, как родители в лихие девяностые решили вместе со мной начать жизнь в другой стране.

Но зимой пришлось снова возвращаться на родину.

Мы с Алексом дошли до паспортного контроля. Задержали взгляд друг на друге. Муж крепко обнял. Делал это каждый раз на протяжении десяти лет. Ровно столько длился наш счастливый брак.

Помню, как однажды сказал:

— Знаю, что моя Ева из Москвы. Ничего не остаётся, как отпустить тебя.

Вместо ответа поцеловала в небритые щеки, погладила по чёрным волосам, в которых уже проступила первая несмелая седина. Нежно обвила шею. Смотрела, смотрела до головокружения в синие глаза:

— Ты ведь помнишь, что я люблю тебя, правда?

— Канешна! — неожиданно смешно ответил он по-русски, а в округлившихся глазах загорелся огонёк. Потом снова вернулся на итальянский, — Только почему ты плачешь? Ведь всего неделя! И потом счастье не может длиться вечно. Иначе ты потеряешь его вкус.

— Я хочу, чтобы оно длилось вечно. Мне всё вкусно, — вытерла кулаком слезинки.

С чего это вдруг? Ведь каждый год уезжала и неделю спустя меня встречало в аэропорту мое любимое лицо.

— Счастье не посадишь под замок. У всего в мире свои циклы. И у несчастья тоже, — Алекс освободил мою пшеничную косу из-под шарфа, затянул его потуже. — Позвони, как доберёшься.

Взял сумку, не обращая внимание на мои порывы сделать это самой.

— Угу. Там не должно быть проблем с интернетом.

Вместо ответа долго целовал мои губы. Потом лицо. Смотрел так, словно мы расставались как минимум на год. Так было всегда.

— Только ведь неделю. Правда? — я ответила поцелуем. Потрепала, будто ребенка, по щеке, иснова поцеловала, взяла брезентовую сумку зашагала к стеклянной кабинке. Там, сложив на груди руки, меня ждал улыбчивый полицейский:

— Buongiorno¹! В Москву летите? Домой?

В ответ кивнула, подавая паспорт.

Он зашелестел страницами, вернул документ и пожелал:

— Счастливого пути!

В мозгу мелькнуло: «Счастье! Оно циклично? Может, у него ещё и цена своя есть? Нет уж! Я заплатила её сполна! Всегда была хорошей, любящей женой, неплохой невесткой, дочкой, внучкой».

Махнула Алексу на прощание, ныряя в узкий проход.

***

Москва встретила меня сильным снегопадом, в такси пела Глюкоза «А снег идёт..», пахло хвоей. До Нового года оставалось всего неделю. Я хочу провести его с Алексом и никакой шумной компании! Только я. Он. Бутылка шампанского под экзотические фрукты с мороженым. И «Феличита» Аль Бано с Роминой.

Мы давно покинули мегаполис и за окошком машины разглядела большую ель и деревянную голубую избушку с белыми резными ставнями, чуть поодаль небольшой сарай. Белый снежный плед превратил их в сказочных молчаливых гигантов.

Таксист остановил в нескольких шагах от калитки. Я протянула ему купюру.

— Сдачи не нужно.

Водитель в кожаной кепке что-то благодарно пробубнил, улыбнулся, проворно выскочил из салона, подавая мне сумку. Попрощалась, шагая в сторону дома. Под ногами хрустел снег, на носу таяли снежинки, они пахли морозом: «Добро пожаловать в детство!»

Окна, в которых раньше горел свет, выглядели как пустые глазницы скелета. Они напоминали о том, что бабушки больше нет. Уже завтра мне предстоит заниматься оформлением наследства.

Полгода спустя после похорон внутри все еще пахло корвалолом, смешанным еще с чем-то, отдаленно напоминающим кислое тесто, из которого у нее получались самые вкусные на свете булочки с корицей. Я поежилась от холода и сырости. Надела бабушкину душегрейку из коричневой цигейки, поискала корзину с дровами, сложила их в печь. Оторвала листы от пожелтевшей газеты «Рабочая смена», сложила их между поленьями. Чиркнула спичкой о коробок — головка сломалась от сырости, потом вторая, третья. Четвертая серная головка, наконец, зашипела и объяла красным огненным языком бумагу. Несколько мгновений спустя дерево уже весело потрескивало, распространяя по дому тепло и воспоминания о тех беззаботных временах. Расправила постель, оставила раскрытой. Нежно провела по ней рукой, как это делала бабушка, шепча что-то про оберег.

Включила чайник, достала металлическую коробочку с изображением первомайской демонстрации на Красной площади, где хранился травяной чай. Насыпала в большую глиняную кружку. Залила кипятком. Целых полгода я не пила чаю! С тех пор, как похоронили бабулю. Ибо в Италии чайная традиция считается английской причудой. Подбросила поленья в печь. Прилегла.

Во сне ко мне пришла бабушка Люся. В лилово-серебряном свете она была похожа на пожилую русалку с длинными седыми волосами и лучистыми глазами. Потянулась обнять, но она отдались. Потом появилась в другом месте почему-то с Алексом. Он подмигивал, словно заигрывал со мной. «Как они успели подружиться друг с другом, если так никогда и не встретились?»

Проснулась от того, что наяву шевелила ногами, будто кто-то щекотал ступни. За окном светало. Снег всё также тихо падал, дотлевающие дрова в печи обдавали жаром. Звон! Неожиданно упала кочерга, да так, что я вздрогнула. Видно, разгребая вчера золу, плохо её положила.

Вслед за ней зазвонил мобильный. Я подскочила на кровати от ужаса: так быстро уснула, что не пожелала доброй ночи Алексу! Он, скорее всего, всю ночь переживал, всё ли со мной в порядке.

С другой стороны провода раздался радостный, нетерпеливый голос моей подруги из Тамбова:

— Как ты добралась? Соскучилась по русскому снегу? — выслушав, вдруг спросила, — Слушай, как твой домовой? Вы уже с ним подружились?

— Ну, у входа меня никто не встречал, — хихикнула я.

— Как? Ты не отблагодаришь того, кто дом твой охранял?

Я пожала плечами, но вспомнила, что мы говорим по телефону и сказала:

— Не знаю. Но вроде мы друг другу не мешаем. Или мне его за стол с собой нужно звать?

— Ну хоть молочка с хлебом ему поставь.

Закончив