хихиканьем что-то бормочущая бабка в стёганом тулупе явно была новым элементом декора. Дашка опасливо подцепила носком ноги чемодан, ненавязчиво притянула его поближе и, для уверенности скрестив на груди руки, хмуро уставилась на эту, с позволения сказать, женщину.

Тётка имела вид неописуемый: немытое, изъеденное липкой грязью лицо, торчащая пакля волос неопределённого цвета, потемневшие ногти, заусененные пальцы, тулуп и ватные сапоги по невозможной жаре, какие-то шнурки с барахлом на шее, проклюнувшееся из кармана горлышко бутылки. Чёрт с внешним видом, гораздо больше девушку испугали повадки неожиданной встречной. Та бормотала полусумасшедшие некротические стишки, пьяно хихикала, откусывала заусенцы, подёргивала волосы, с сальной улыбочкой подмигивала Дашке и, что немаловажно, загораживала вход в подъезд. Дарье даже пройти мимо стало мерзко. Алкоголичка, наркоманка и шизофреничка в одном флаконе — вынесла девушка мысленный вердикт. Она медленно, как будто имела дело со злой собакой, готовой в любой момент укусить, нагнулась за босоножками, не сводя глаз с бомжихи, кое-как их застегнула, резво схватилась за чемодан и вскочила, собираясь трусливо где-нибудь переждать, пока ЭТО не уйдёт.

Тут тётка заговорила.

— Молодая и красивая, да, вся такая свежая, яркая, бабочка залётная, — а во взгляде не было и намёка на доброжелательность. Зло и сварливо смотрела бабка, речитативом перечисляя Дашкины достоинства. — Что ж ты так быстро уходишь, лапочка? А ты же часто ходишь, лапочка, в это самое, кино?

Дашка, проникшись бредовостью ассоциативного ряда, отошла на безопасное расстояние и встала, нервно подёргивая чемодан. Немного поколебалась, но всётаки процедила сквозь зубы:

— Ну. Вроде того, — и скучающе побарабанила длиннющими нарощенными ногтями по чемодану.

Тётка хрюкнула и даже довольно потёрла руки.

— Что, солнца лучик, нравятся там тебе ужасы, триллеры и такое разное, какое для экстрима стоит посмотреть?

Молодёжные термины в сочетании с дурацким обращением звучали неуклюже. У Дашки руки зачесались покрутить пальцем у виска. А насчёт кино — девушка предпочитала карамельно-вязкую любовную тягомотину. Ужастиков она боялась, но регулярно на них ходила, чтоб, трогательно дрожа и закатывая глазки, уткнуться в плечо очередного спутника.

— Ну, — снова утвердительно промычала Даша.

— Хи, — умилилась бабка и застыла, вроде залюбовавшись собеседницей. — Золотце ты моё! Жалко тебе, наверное, что всё это выдумки компьютерные? Конечно, хотелось бы по-настоящему попасть в такой фильм? Вот тогда были бы острые ощущения, честно скажу тебе, лапочка, ножом до крови, до сердца острые! — она качнулась к девушке, взволнованно хрустнув костяшками пальцев и сверкая глазами.

Дашка шарахнулась ещё на несколько шагов.

— Нет, тёть, ты чего? — повернулась к бомжихе, споткнулась о её взгляд, и решила зачем-то, прежде чем сделать ноги, высказать возникшую из этого диалога мысль. — Да бред, на самом деле, что все люди в фильмах бегают с топорами и мочат зомби, или хотя бы там более-менее организованно пытаются спастись.

По-моему, у них бы в реале, ну или у меня там, психика бы не выдержала и всё такое. То есть вот я, если б попала к каким-нибудь зомби или призракам, или кто там ещё, меня бы схватила такая паника… — девушка зябко обняла себя руками, пытаясь осознать подобную жуть, — …я бы забилась в угол, схватилась за голову, зажмурилась, и визжала бы, визжала и визжала, пока меня кто-нибудь не съел, и даже бы не сопротивлялась, невозможно сопротивляться таким кошмарам, на них даже невозможно смотреть, если между вами не будет экрана телевизора… — и она, запыхавшись, умолкла, удивляясь собственному красноречию.

Тётка тоже выглядела удивлённой. Она перестала подёргиваться и сидела, якобы восхищённо, но с плохо скрытой издёвкой распахнув рот.

— Вот же браво! — единожды хлопнула в ладоши, так звонко, что Дашка подпрыгнула. — А я думала, ты только названия модных брендов перечислять умеешь. Нет, неинтересно, если сойдёшь с ума. Моему больному сознанию интересно сознание здоровое, объективно всё воспринимающее и объективно до усрачки испуганное, — тёткина речь пестрела такой разномастностью стилей, что Дарья никак не могла определить, что же та собой представляет, помимо несомненной шизофренички и наркоманки.

— Вот иди-ка, иди-ка сюда! Я тебе на ушко что-то скажу, сразу на мир подругому посмотришь, только наклонись к бедной женщине, подставь ушко, — когда бабка начала подниматься с насиженного крыльца, Дашка перехватила чемодан поудобнее и бодро рванула прочь, без сожаления пресекая этот непонятно зачем начатый разговор.

— Ну куда же ты, голубушка! — бомжиха заковыляла было следом и вдруг как взвизгнет: — Ах, жжётся!

Дашка автоматически оглянулась и обомлела. Тетка трясла рукой, а из её кармана тяжело звякнул на асфальт огромный, тонкой роботы, несомненно антикварный и дорогой, из старого тёмного золота кулон с кровавым рубином в сердцевине.

— Тё-тя-а, — заворожённо протянула падкая на побрякушки Дарья, — миленькая, ты мне его показать хотела? — и сделала два робких шажка навстречу.

Тётка прижала кулон носком сапога к земле, как будто тот мог ускакать, но наклоняться за ним не спешила, и теперь зыркала исподлобья: то на украшение — с отвращением, то на бочком подбирающуюся Дашку — настороженно-хищно. Ещё раз посмотрела на кулон, таким взглядом, как Дарья обычно смотрела на полоски для депиляции: «Будет больно, но сделать надо», протянула было руку, но, внезапно передумав, отфутболила его девушке.

— Валяй, бери. Очень подойдёт к твоим бижутерным колечкам, — сказано было без малейшего юродства, напряжённым, выжидающим тоном.

Дашку испугал тёткин, совершенно нечеловеческий — девушка не могла описать по-другому, — взгляд, но тусклый блеск золота напрочь усыпил здравый смысл и осторожность. Не веря своей удаче, Даша наклонилась за кулоном. Её пальцы легли на витую прохладу металла, и в это же мгновение ей на шею легла горячая шершавая рука. Девушка инстинктивно завизжала, вскинулась — и оказалась нос к носу с бомжихой. Подсознательно успела удивиться ядовито-зелёному цвету глаз — и тут тётка её укусила! Натурально, как в вампирских ужастиках, которых эта сумасшедшая наверняка пересмотрела, пребольно вгрызлась в шею своими мерзкими гнилыми зубами. Не было, естественно, никакого фонтана крови — не вампир же она, на самом деле! — и Дашка даже не то чтобы очень испугалась; просто стало до тошноты противно, что эта старая, немытая, наверняка заразная маньячка к ней не только прикасается, а ещё и кусает в идиотском всплеске