всего через полчаса капитан взошёл вместе со своей леди на квартердек, где она заняла место у него за спиной. С собой у него был пузырёк с волшебной пыльцой, Джеймс посыпал ей штурвал и повернулся к Венди:

– Смотри, – он широким жестом указал крюком на море вокруг, – мой любимый вид: линия бесконечного морского горизонта под первой звездой, позади меня остров превращается в точку, а впереди – новое плавание, которое несёт надежды и неизвестность.

– Джеймс… а как мы попадём именно в мой город, с помощью той тайм-штуки? Ты говорил, она настроена на 1921 год… это значит, мы всегда будем возвращаться в одно и то же время? Где мой бывший муж ещё жив..? И… моя семья, получается, больше меня не увидит..?

Венди была такая бледная, что капитан поспешил обнять её и успокоить:

– Нет, моя птичка! Та тайм-штука мне больше не пригодится. Я лишь открывал ей проход в другие миры, и, может быть, если бы я делал это на большой земле, всё работало бы иначе, но мы на волшебном острове, не забывай! Мне думается, Нетландия запоминает каждую мою дорожку для побега, и, после того, как проход открыт, я использую только пыльцу, чтобы задать направление. Таймпад ещё нужен был для того, чтобы искать тебя в 1921-м году, тут ты права, но без него время в твоём мире будет течь, как положено. Медленнее, чем здесь, да, но неумолимо.

– Откуда ты знаешь?

– О, у меня были столетия, чтобы всё изучить! Ты готова, моя милая? Держись..?

Развернувшись к ней боком, капитан жестом предложил уцепиться за его талию покрепче, снова встал к штурвалу, привычно укладывая крюк на рукоять, и едва ли не запел от умильного ощущения, как маленький носик ткнулся ему куда-то под лопатки, а верное судно захлопало парусиной, закряхтело и также медленно, как солнце выкатывается из морских волн, повалилось на левый борт.

Порт Лондон выглядел так же, как если бы Венди покинула город каких-то пару часов назад. Хоть Джеймс и был намерен выкупить для Венди чуть ли не весь Хэрродс, она, всё-таки, уговорила проводить её домой, чтобы, наконец, переодеться, захватить некоторые бытовые и туалетные принадлежности, а также в шутку попричитала на тему того, что капитан хоть и был одет, конечно, намного богаче и роскошнее простых зевак, но всё же в соответствии со временем.

– А ты представляла себе, как будешь щеголять по улицам XX-го столетия с персонажем из 1600-х годов?

– Вообще-то, да, – смеялась она.

– Что ж… это я могу с лёгкостью тебе устроить, – шевелил усами сильно довольный собой Джеймс.

Переживания Венди по поводу отца, как выяснилось, были напрасны: как и её саму к капитану, Клэр притянуло к мистеру Дарлингу невидимым магнитом, и, когда Венди зашла его проведать, медсестричка порхала над ним на зависть всем другим пациентам. Венди не стала говорить отцу обо всём, она обнаружила, что не может пока простить его до конца, но их недолгая беседа закончилась тем, что мистер Дарлинг взял её за руку, извинился, сказав, что горе ослепляло его, как глупого котёнка, поклялся больше не препятствовать планам дочери, и изъявил скромную надежду на то, что однажды она сможет его понять. Венди ответила, что в скором времени ей тоже понадобится всё его великодушие и понимание, и мистер Дарлинг не понял, конечно, что она имела ввиду, но обещал поддержать дочку, ибо только сейчас он осознал, как жалок был в своём поведении, и как важно, чтобы рядом находился тот человек, которого выбирает сердце. Венди поцеловала его лоб на прощание. В следующий раз она увидит его в канун Рождества – и поведает не только о том, как вынуждена была страдать, но и о том, как обрела, наконец, долгожданное счастье.

В Лондоне бриг не простоял и суток: как только дела были окончены, Венди попросила капитана лечь на курс до любого другого города, и Джеймс не увидел лучшего варианта, кроме как пересечь Ла-Манш. Их первое путешествие вышло разнообразным, наполненным впечатлениями: вверх от Булони до Брюгге и выше, к Гааге, и только там Венди перестала слишком сильно сопротивляться покупкам и подаркам, позволяя себе насладиться новыми возможностями и ухаживаниями капитана.

– Ты балуешь меня слишком сильно, – приластилась к Джеймсу маленькая леди, когда они сидели за клавишами после долгой ночной прогулки вдоль Схевенингена, – Я бы тоже хотела тебя побаловать…

Она сразу же смутилась, и капитан улыбнулся, приподняв пальцами её подбородок:

– Это очень мило с твоей стороны, моя нотка, и очень заманчиво, но мне бы не хотелось, чтобы ты делала это из чувства долга. Ты понимаешь, что я балую тебя не с конкретной целью, а просто, чтобы тебя порадовать? И потому, что меня это радует не меньше? Только молю тебя не настаивать, сладкая моя девочка, устоять перед твоей красотой и так тяжело, а если ты надумаешь меня переубеждать, – то противиться я буду не в силах!

Джеймс с самым сахарным своим оскалом щёлкнул перед ней зубами, и Венди, уже зная, что хищная улыбка за секунду сменится выражением лица, полным райской неги, пригладила его бороду, затем причесала её коготками («м-м-м, сирена», – замурчал Джеймс) и потянула капитана к себе, чтобы поцеловать. Он открыл губы ей навстречу, но неожиданно поймал ими только воздух, так как леди на полпути передумала, решила прильнуть к его щеке и спуститься ниже, на колючую шею, не забывая дополнительно потереться о щетину носиком перед каждым следующим поцелуем.

– О… о! – выдохнул капитан, позволяя леди немного с ним поиграть, – Да… сопротивляться не стану… м-м!

Одетый в свободную блузу и без портупеи, Джеймс запустил обе руки Венди за талию и под чудное «ах!» придвинул её к себе, раздумывая, унести ли девицу на диван, или оставить всё, как есть. Пока он думал (а мысли так и ускользали из его головы, как он ни пытался ухватить их за хвостики), Венди оторвалась от него, чтобы вдохнуть, и Джеймс использовал эту возможность, отодвинул пуф от клавесина и усадил девочку себе на руки.

– Моя очередь, – коварно прошептал он и сразу же сомкнул губы в самой глубокой точке декольте, какую предлагал изящный вырез.

– Ой!.. Ах… – пропела Венди, изгибаясь так страстно, что капитан сразу же засомневался как в том, что сумеет вовремя её отпустить, так и в том, что ему вообще следует останавливаться: девчонка руководствовалась явно не чувством долга, когда заявляла о своих намерениях.

– Может… – попробовал он уцепиться за последнюю соломинку, – это я побалую тебя ещё, м-м? Сладкая нотка… ты бы мне