засмеялся Корбо и, подбежав к двери, крикнул экономке в другую комнату:

– Маргарита, две бутылки шампанского!

– Мы реабилитируем Фогеля, – твердо сказал Пьер.

– А пока, – подхватил Корбо, – пошлем ему телеграмму.

Он подошел к столу и быстро прощелкал на пишущей машинке: «Берлин. Академия. Фогелю. Вполне разделяем ваши предположения. Жан Корбо и Пьер Сорокин».

Сидя за шампанским, они весело шутили и пили за страну Паруты и ее обитателей.

– Я не скажу, – проговорил Корбо, – чтобы я был твердо уверен в этих обитателях, но во всяком случае задача интересна сама по себе. Если мы даже не найдем Паруты, то несомненно натолкнемся на многое интересное.

– Нет, профессор, – возразил Пьер, – у Фогеля есть это особое чутье, которое не обманывает. Не могу доказать, но я убежден в существовании Паруты. Возможно, что это только развалины какого-либо города древней культуры.

Между друзьями среди шуток и острот завязалась научная беседа. Разложив перед собою карту экваториальной Африки, они принялись изучать ее южную область около истоков реки Собат, между абиссинской границей и озером Рудольфа.

– Знаете, Пьер, что возможно? – воскликнул Корбо, – вы видите разбросанные здесь горные массивы и местами хаотические переломы? Что вы думаете?

– Несомненно, – ответил Пьер, – это результаты вулканической деятельности.

– А вы помните, Пьер, – перебил его Корбо, – что всего три года назад один английский охотник открыл в центральной Африке огромный вулканический цирк по площади немного меньше, чем Родос?

– Я понял вас, – быстро схватывая мысль Корбо, ответил Пьер, – этот цирк был совершенно отрезан от окружающей его местности. Я помню, англичанин нашел там стада антилоп и слонов, великолепную растительность и реку, свергающуюся с соседней вершины через край цирка.

– Вот этот цирк, – заметил Корбо, – и дает мне основание думать, что и здесь, в Абиссинских горах, при их обилии потухшими вулканами, могут быть такие же цирки, изолированные от всего мира.

– Совершенно верно, – воскликнул Пьер, – этот цирк английского охотника долго не давал мне покоя. Я все ломал голову, как могли туда попасть не только тяжеловесные слоны, но и легкие антилопы. Я искал дополнительных сведений, но кроме нескольких заметок в «Таймс» и двух фотографических снимков в специальных журналах я ничего не нашел.

– Но я, по своей жадности ко всему, – засмеялся Корбо, – при своей непоседливости, еще до нашего с вами знакомства побывал в этом цирке!

– Это очень похоже на вас, – воскликнул Пьер, – я не знаю более авантюрного, если можно так выразиться, ученого, чем вы. Если бы я был Жюль Верном, я бы из вас сделал второго капитана Немо!

– Смейтесь, но роман с Парутой, какой мы задумали начать, потребует от нас не меньше геройства, чем у разного рода искателей приключений. Ну, как бы там ни было, а я ходил по следам англичанина.

– В чем же дело? – спросил Пьер.

– Обойдя цирк, – продолжал Корбо, – я нашел, что в южной стороне произошел огромный обвал и совершенно засыпал скалами узкую долину, которая раньше врывалась в него.

– Ну, тогда все ясно, – проговорил Пьер, – но вернемся к нашей Паруте. Признаться, следовать по пятам Фогеля, как вы следовали по пятам англичанина, мне никак не улыбается. Это значит ухлопать всю энергию на Абиссинские горы и добраться до Паруты никуда не годным хламом.

– Зачем нам это, – возразил Корбо, – мне рисуется совсем иной маршрут: морем от Марселя до Александрии; потом на пароходе до Каира; из Каира по железной дороге до Хартума; потом по Белому Нилу до Фашоды, далее рекой Собат или через саванны к абиссинской границе.

– А не полететь ли нам на аэроплане, – заметил Пьер, – если мы найдем машину, приблизительно такую, о какой вы мечтали в Каире, это будет великолепно. Помните перелет английских летчиков: Каир – Сивах и обратно?

– Это блестящая мысль, Пьер, – вы меня окрылили дважды: во-первых, мы сейчас же этим займемся, а, во-вторых, мы действительно полетим туда на крыльях. Вы знаете Гастона Форестье?

– Это известный авиатор?

– Да. Он – мой молочный брат и друг детства. Он был одно время слесарем на автомобильном заводе, потом механиком на военном аэродроме, а за время войны сделался первоклассным летчиком.

Корбо подошел к телефону, и Пьер услышал следующий разговор.

– Гастон? Добрый вечер… Он самый! Вернулся. Спасибо. Что теперь? А я вот задумал одну штуку, и ты нужен мне до зарезу. Приезжай ко мне, выпьем шампанского и поговорим. Ха, ха! Нет, не женюсь, а впрочем, затеваю если не романическую, то, во всяком случае, очень романтическую авантюру. Сумасброд? Но не менее, чем ты. Ха, ха! Разбойник! Ну, до свиданья. Жду сейчас же…

Довольный Корбо повесил трубку и, мурлыча песенку, закурил сигару.

– Мне приходит игривая мысль, – обратился он к Пьеру, – надуть нашу почтенную Академию.

– То есть как? – удивился Пьер.

– Не пугайтесь, дорогой друг! – Надуем мы ее самым благородным образом. Во-первых, я буду болеть еще месяц, а, во-вторых, мы сделаем письменный доклад. Мне нужно быть свободным и поработать это время с Гастоном.

Корбо с места в карьер набросал Пьеру задуманный им план работ.

Но не успели они закончить своих совещаний, как в кабинет влетел крепкий здоровяк и начал, что есть мочи, трясти руку Корбо своей жилистой лапой.

– Черт возьми, – восклицал он, – ты, Жан, совсем стал чернокожим! И не стареешь совсем, а ведь года на четыре старше меня. Стоит только сравнить, – он хлопнул себя по лысой голове, – это голое колено с твоей шевелюрой! Ну, куда опять несет тебя?

– Подожди, подожди, – остановил его Корбо, – познакомься раньше – мой друг, Пьер Сорокин.

– Гастон Форестье, – смутившись и только что заметив постороннего, пробормотал Гастон.

Корбо расхохотался.

– Знаете, Пьер, он, этот медведь Гастон, страшно ревнив к моему авторитету. Ради бога, никогда не критикуйте меня в его присутствии.

Он сердечно обнял и потрепал по плечу Гастона.

За ужином Пьер и Корбо узнали радостную весть, что Форестье придумал новую конструкцию аэроплана огромной грузоподъемности, с тремя каютами, с новым типом моторов. В качестве двигательной силы, вместо бензина, им будет применено особое, сильно конденсированное вещество, изобретенное Антуаном Пармантье. Ожидая мнения и одобрения Корбо, он с увлечением рассказывал свои планы, делая даже цифровые выкладки.

Корбо пришел в восторг.

– Маргарита, – вскричал он, – самого лучшего вина! Будем пить за здоровье Гастона и за его машину!

Радостный ужин затянулся далеко за полночь. Собеседники решили устроить ангар на дворе виллы Корбо и как можно скорее начать постройку