слова японец хитро улыбается.

– Где ты будешь? – спрашивает О-ой Солодовникова.

– Я? Я с мандатом Москвы прикомандировываюсь к оперативному штабу Центро-Сибири.

– Шпион, а дальше!

– Дальше, организация чехо-словацкого восстания в иркутском секторе.

– Что это, приказ Нуланса?

– Да, вернее, нет. Это об'единение плана. Ведь цели у нас одни.

– Ты забываешься! У французских ростовщиков и императорской Японии цели не одни. Ты должен только наблюдать – связь с Сизо, но никакого руководства в об'единении.

– Но, генерал…

– Молчать! – у меня свой план.

– …Этот дурак наивен, – он не знает, что французские со-баки думают у нас вырвать Северный Китай – а мы хотим весь Дальний Восток, до Байкала. – Опять бросает генерал по-японски Сизо.

– О! Великая императорская Япония, она будет еще величественнее!

– О!..

Генерал выхаркнул целый поток плевков.

Сизо и его ад‘ютант вскакивают и прикладывают руку к козырьку.

– О-о!

Полковник Солодовников, задрожав от злости, сжимает кулаки, потом отвернувшись обтирает платком лицо, забрызганное слюной японца.

Пауза. Потом:

– Так… Все. Об остальном сговориться с генералом Сизо. – Вам, князь, – так же… только не распускайте своих людей.

Подумав. Жест руки:

– Можете идти. До свидания, князь.

– Надеюсь, «до свидания»… Россия вас не забудет.

– Да! – И заключительный аккорд плевков сыплется из гнилого рта генерала О-ой – члена Верховного тайного совета Японии – Генро.

Глава 2-я Гром…

1. Оборванный провод

Большой, просто уставленный кабинет председателя Центро-Сибири. Товарищ Яковлев работает.

Москва требует чехов разоружать, и возможно скорее продвигать на Восток. На Востоке у ворот в Тихий Океан – тоже неладно что-то: какой-то подозрительный флирт союзников с чехами, – союзники медлят с их отправкой на родину.

Входит Гейцман – комиссар иностранных дел Центро-Сибири. У него черное озабоченное лицо, он угловат, покашливает и картавит.

– Знаете, мне сообщили, что «Микасо» сегодня в ночь вошел без разрешения в бухту Золотой Рог, встал на якорь против Совета. С орудий были сняты чехлы.

– Да-а… еще одно лишнее подтверждение моих догадок.

– Каких?

– Сам не знаю точно – многих… Да вы их знаете… Но, давайте-ка, поговорим с Владивостоком.

Товарищ! – И Яковлев вызвал из соседней комнаты телеграфиста.

Та-та-та, тарр-так-так. Р. –..–…–…–…–..–

– Владивосток… товарищ Яковлев, отвечает Владивосток.

– Кто говорит?

– С-у-х-а-н-о-в…

– Костя? Хорошо!.. Спросите его, товарищ: правда-ли, пришел к ним в гости броненосец «Микасо», и что он с собою привез.

– Может быть… и Гейцман, не договорив, махнул рукой.

– Что? Ах, уж вы пессимист…

Та-та-та… роковая лента идет, телеграфист читает:

– Да, «Микасо» пришел. Настроение у японцев внешне – обычное, но броненосец вошел довольно не корректно.

– Как с чехами?

– Самое лучшее…

– Союзники?

– Обычно сдержанны, горды и…

– И что – и.

– Тр-тр-та-та… и…

– Не отвечают… как будто оборвалась линия… нет тока… трансляция может быть еще работает.

– Попробуйте, возьмите ближе.

– Пробую, не берет.

– Скорее на вокзал – попытаемся по железнодорожному проводу.

– Машину… быстро… едем.

2. На раз'езде

…– Ах, ты красная собака! – Удар саблей ссекает часть груди с рукой, и труп красноармейца валится. Эскадрон врывается на станцию.

– К стенке их, на столбы!

Несколько ударов сабель, несколько выстрелов, хряст позвонков, вопль, тихий стон – и все кончено.

Раз‘езд 86-й в одиннадцати верстах от китайской границы и станции Манчжурии в руках белогвардейского раз'езда.

Офицер дает еще какие-то распоряжения, сам идет смотреть, как подпиливают телеграфный столб, а после того как он спилен и валится, повисая на проводах – подбегает и рубит.

Сообщение между востоком и западом прервано!

Навсегда! Надолго, или…

Кто знает?..

Вот уже показался дымок из-за косы Чин-Гис-Хана, – это первый неприятельский броневик вышел на разведку.

– По коням!.. И банда срывается, чтобы нестись дальше, все ближе к сердцу Сибири – Иркутску. И кавалерийский раз’езд уходит в сторону Мациевской.

А вот показались и первые цепи семеновских отрядов, из-за увалов, – прикрывая броневик, они двигаются вместе с ним.

Что-то будет…

Вечером, когда броневик и цепи ушли в глубь Сибири, одиноко, на последнем от раз’езда подпиленном столбе висел человек… Этот человек был железнодорожник, – ремонтный рабочий.

Солнце уходило в монгольские степи, зажигая и расцвечивая их.

Черная фигура, повисшая на проводах, довлела над ней огромным кошмарным пятном, длинной тенью уходя на Восток.

Так вспыхнул в зареве вечера весь Дальний Восток – от легендарного разбойничьего Байкала до берегов Великого океана; там – от тихой незлобивой Кореи, до самых дальних каторжных островов и полуостровов холодного севера. – Вплоть до Берингова пролива: Сахалина – Аяна – Камчатки…

3. Лазо

– Ну? – смотрит на Лазо Яковлев, указывая на горный рубеж на карте, – что ты думаешь?

– Немедленно выехать на фронт, – отвечает Лазо, – а Половников пусть срочно организует здесь резервы и в первую голову – Черемхово.

– Кого берешь? И не поехать ли мне самому с тобой…

– Нет, тыл сейчас не менее важен, чем фронт.

– Чорт разберет, действительно, где теперь тыл, а где фронт.

– Везде, это – гражданская война… После этих штучек Глинской нужно ждать, что когда об этом узнают местные белогвардейцы – сорганизуют еще новые выступления.

Оба задумались.

– Наши бегут, – первым заговорил Яковлев.

– Это обычно вначале, – я беру с собой Карандашвили, он будет хорошим заслоном на первое время.

– А пехоту?

– Пока только железнодорожный батальон. А ты здесь поторопи Москву с броневиками, да с пулеметами…

– Сегодня ночью буду говорить с ней… Да, знаешь, Половников усиленно настаивает послать на фронт этого военспеца, командированного к нам оперативным штабом Петрограда.

– Не нравится мне он.

– Который?

– Да оба!.. Ну, да пока вообще нельзя – задержи… Входит ад'ютант Лазо Ильицкий.

– Я готов! Суханов…

И кобур его револьвера отстегнут.

– Карандашвильцы готовы?

– Да, и железнодорожный батальон грузится.

– Понтон разыскал?

– Волынят водники.

– Взять пулеметами!..

– Уже – есть… Карандашвильцы действуют…

– С медикаментами как у тебя, Сергей? – спрашивает Яковлев.

– Об’явил мобилизацию и конфискацию…

– Не слишком ли ты поторопился?

– Кажется, и так довольно долго церемонились… пусть боятся, как бы мы их шкур не конфисковали…

– Дождутся! – Ильицкий смеется, и глаза его