Вот и славно, подумала женщина, садясь обратно. Пока разворачивалась драма с выволочкой и громогласным требованием вылизать драгоценную ткань, Елена подставила лицо неяркому, но умеренно теплому солнцу. Мышцы болели после обеденной тренировки, рыцарь бесился, паж страдал, жизнь шла своим чередом. Кто-то продолжал взывать, требуя писца. Елена даже чуточку задремала, ощущая теплый уют войлочного коврика под седалищем. Пахло жженой щетиной и паленой шкурой. Кудахтали куры, словно предчувствуя скорый финал жизненного пути — кавалькада из сотни человек, привыкших есть вкусно и ежедневно, а также их свита сжирали, подобно саранче, все на пути. Впрочем, следовало признать, королевские воины платили за еду и кутеж, ведя себя как хамоватая и наглая компания гостей, а не шайка захватчиков.

Чуткий слух вычленил из общего фона знакомые шаги — тяжелые, с подволакиванием, как у человека, далекого от немощной старости, но помеченного хворью. Елена открыла глаза и посмотрела на комита Дан-Шина. Имперский комиссар, как обычно, держал на плече двуручный меч в простых ножнах и смотрел на женщину сверху вниз с привычным уже выражением усталого недовольства на помятом лице. Как высказать должное уважение простолюдину, но с бляхой императора, Елена понятия не имела, поэтому на всякий случай опять встала и обозначила поклон, не слишком, впрочем, глубокий. В конце концов, комит был врагом, кровно заинтересованным в смерти Артиго Готдуа и, наверное, всех его спутников.

— Я слышал, ты знаешь грамоту? — спросил Дан-Шин с неприветливостью в голосе, полностью соответствующей мрачной физиономии.

— Я умею писать, — нейтрально согласилась женщина, надеясь, что комит отстанет. В конце концов, многие здесь были грамотны.

— Говорили, ты хороший писец, — не унимался комиссар.

Елена молча пожала плечами, дескать, кто говорил, у тех и спрашивайте.

— Ступай за мной, — комит что-то решил для себя и пошел дальше, не оборачиваясь, пребывая в уверенности, что рыжая пойдет следом. Елена снова вздохнула и пошла. Пьяный рыцарь хлестал пажа по лицу рукавом кафтана, превращая грязную одежду в рваную и площадно матерясь. Мужики, занятые свиньей, и бабы с кишками, смотрели на воспитательный процесс уважительно, с почтением. Близился вечер, кажется, тринадцатый с того момента как «смешная армия» влилась в ряды армии настоящей. Если верить болтовне слуг, до города оставалось еще по крайней мере неделя столь же неспешного пути. Вообще казалось, что поезд категорически не торопится.

Елена ждала, что комит отведет ее к лагерю шатров и тентов, но Дан-Шин отправился в сторону одной из местных изб, той, что выглядела поприличнее. Рядом переминался с ноги на ногу мужчина в дорожной и очень грязной одежде, явный гонец, из настоящих, что сбивают зад в кровь, но доставляют послания вовремя. Загнанную до полусмерти лошадь вели в конюшню где, кажется, уже седлали свежую.

Интересно, что за спешка?..

Внутри дом был умеренно чист и пригож, наверное, изба принадлежала старосте. Над столом даже висела чернильница, сделанная из коровьего рога на веревочке. Человека, жаждавшего услуг писца, Елена помнила. Он явно был какой-то значимой, однако, не знатной особой, почти все время находился рядом с Блохтом и прочими главарями. Одет дорого, но в рамках ограничений, установленных для горожан. Кольца золотые, но без камней, так же как и золотая цепь на шее — обычная цепь, без украшений, со звеньями самой простой формы. Судя по многочисленным шкатулкам и стопкам бумаг бухгалтерского вида, мужчина оккупировал избу как свою штаб-квартиру и контору. Лица хозяев дома лоснились, будто смазанные маслом блины, из чего следовало, что гость не поскупился, оплатив постой, хотя мог просто заставить — беги потом, жалуйся, кому захочешь.

— Мэтр Ульпиан, — вежливо поприветствовал мужчину Дан-Шин. Тот кивнул, явно занятый какими-то помыслами.

— Я привел писца.

«Мэтр» уставился на Елену. Лицо было по-своему интересное, с очень высоким лбом, да еще и начинающейся лысиной, от чего голова казалась яйцеобразной, вытянутой по вертикали. Елена подумала, что вот первый встреченный ею человек в Ойкумене, который отращивает нормальные бакенбарды, доходящие почти до краешков губ. Глаза были все время прищурены, как у близорукого, а радужки казались очень чистыми, будто отполированными. В отличие от каменных морд слуг и спесивых рож дворян лицо мэтра казалось вполне живым и нормальным. Что еще заметила Елена, вместо традиционного кольца Пантократора названный Ульпианом носил на цепи фигуру, похожую на баранью голову с спирально закрученными рогами. Кажется, это была символика двоебожников, обозначавшая что-то насчет круговорота света и тьмы в мироздании.

— Это она?

Елена отметила — голос «мэтра» тот же, что страдальчески звал писца. Судя по кислой мине, Ульпиан отнесся к кандидатуре весьма скептически, так что в душе Елены, готовой увильнуть от сомнительной чести, снова проснулся демоненок тщеславия, тот, что уже подвел ее под приключение с беременной баронессой, к счастью, хорошо закончившееся.

— Я умею писать, — с холодком в голосе сообщила женщина. — Составляла письма, прошения, долговые расписки. И любовные послания.

— Хм… — протянул мэтр. — Благодарю, мой друг.

Дан-Шин кивнул и развернулся, чтобы уйти. Елена снова отметила неровную походку и легкую гримасу на лице комита, так, словно каждый шаг причинял ему боль, но боль привычную, как мерзкий родственник, которого приходится терпеть. Интересно… может, пригодится как-нибудь и когда-нибудь.

Мэтр небрежным движением руки отослал хозяев дома, снова поглядел на женщину, очень внимательно, по-прежнему щурясь, так, словно угадывал ее черты близорукими глазами.

— Значит, писец? — все с тем же сомнением в голосе повторил Ульпиан.

— Дайте бумагу и перо, — предложила Елена, не пытаясь скрыть раздражение.

Мэтр жестом указал на стол, где имелось все потребное для записей. Сам стол был чист и кажется даже выскоблен, надо полагать, загадочный Ульпиан предпочитал работать в комфорте. Со светом было хуже, солнце заходило, свечей или лампы не имелось, но Елена решила, что пока и так сойдет. Женщина села на табурет, выбрала из стопки лист неплохой (хотя и не самой лучшей) бумаги, открыла чернильницу из настоящего стекла со стеклянной же пробкой. Перья лежали на углу стола россыпью, новенькие, так что Елена быстро очинила одно из них специальным ножиком.

— Надо подточить, — заметила она между делом. — Затупился. Отдайте костоправу, они часто вскрывают фурункулы и умеют править маленькие лезвия.

— Ну-ну, — с