и съела, — при этих словах клубнички опять заплакали.

— Слушайте меня внимательно, — обратился дед Пётр к растениям. — Дело было так: сел колобок лисе на нос и запел свою песенку, а лиса пасть раскрыла, хотела его, значит, съесть… но забыла, что у неё во рту не хватало нескольких зубов.

— А почему не хватало? — удивился дед Иван.

— Потому что по утрам зубы не чистила, вот почему, — отмахнулся от него дед Пётр. — Колобок в эту дырку, между зубами, и выскочил. Выскочил он и покатился по тропинке к дедушке и бабушке. И жил с ними счастливо, пока не засох.

— Уф-ф, — облегченно вздохнули клубнички и перестали плакать.

— А теперь спать! — скомандовал дед Пётр. — Время позднее, а вы ещё не ложились.

И клубнички послушно улеглись на грядку, прикрывшись собственными листиками.

Прошло ещё время. Клубника зацвела белым цветом и стала до того хороша, что братья вечерами выходили полюбоваться на неё. Дед Иван наигрывал на балалайке польки, кадрили и вальсы, под которые волшебная клубника танцевала, кружась в белой пене цветов. Потом белые лепестки осыпались, а на их месте появились ягоды.

Все лето угощала клубника дедов своей ягодой. Утром они только выйдут из дома, глядь, а на крыльце уже стоит полная корзинка.

А потом наступили холода, и клубника заснула на грядках до следующей весны. Деды Морозы заботливо укрыли её опавшими листьями, чтобы зимой не замерзла. Выпал снег, прикрыл грядки белым пушистым одеялом, и под ним клубнике было тепло и уютно. Она спала и видела во сне лето и деда Ивана с балалайкой.

Баба Яга и пылесос

В лесу было тихо, шёл снег. Яга Егоровна, в растоптанных валенках и старой обшарпанной шубейке, шла по лесу, часто останавливаясь, что-то бормоча себе под нос и разводя в недоумении руками. Перелезая через упавшую сосну, она нос к носу столкнулась с дедом Иваном, который присел возле той сосны отдохнуть. Рядом с дедом на тропинке стояли санки с большой картонной коробкой, перевязанной верёвкой.

— Здравствуй, баба Яга. Чего по лесу ходишь, что ищешь?

— Здорово, Ванятка. Заплутала я, куда попала, и сама не знаю.

— Вот те раз, — развеселился дед Иван, — уж какой век в лесу живёшь, а заплутала.

— Так я же, Ваня, лётчик. С неба я тебе что хочешь, найду, а вот на земле теряюсь. Ступа моя на какую-то поляну рухнула. Очередная авария. О-хо-хо… Ну, я обиделась и ушла от неё.

— В твои годы надо дома на печи сидеть, — сказал дед Иван.

— Небо зовёт, Ванятка, небо зовёт, — баба Яга подняла указательный палец и для ясности ткнула им в небо. — Кто хоть раз в небо поднялся, тот ему уже не изменит. На себе испытала.

— Хоть бы покатала разок, — попросил дед Иван.

— Покатаю, дитятко, покатаю, — пообещала баба Яга, — вот налажу ступу и покатаю. Слушай, Ваня, а иди ко мне в ученики? Я из тебя настоящего лётчика сделаю. Мне знания кому-то надо передать, чтобы дело лётное не пропало.

Егоровна покосилась на коробку, стоявшую на санях, и спросила:

— А это у тебя что?

— Пылесос купили. «Буран» называется, — дед Иван похлопал по коробке рукой.

К дому дед Иван подходил, таща за веревочку санки с пылесосом, на котором сидела Яга Егоровна. Она что-то рассказывала ему, размахивая при этом руками, а он шёл, улыбался и качал головой, чему-то удивляясь.

— Вот я и говорю, Ваня, всё на ней, на психической энергии, и держится. Раньше-то она волшебной силой называлась, а теперь психической, — слезая с санок возле дома дедов Морозов, продолжала говорить баба Яга. — Возьми, к примеру, ковер-самолет или сапоги-скороходы.… Только скажи или подумай, а техника сама всё делала: ковер летал, сапоги бегали.

— Разве это на самом деле было? — усомнился дед Иван. — Это всё сказки!

— Было, всё было, дитятко, — отозвалась баба Яга. — А нынче, что? Разве это техника?

Яга Егоровна махнула в сердцах рукой на современную технику и вошла в дом, следом дед Иван втащил свою покупку. Баба Яга скинула шубейку, присела на лавку и, потирая руки с мороза, сказала:

— Ну, Ваня, давай распаковывай, уж больно мне любопытно, что они там сделали.

Дед Иван вытащил коробку на середину комнаты и стал её открывать.

Вскоре на полу стоял новый пылесос, блестя эмалевыми боками, сверху на нём белыми буквами было написано «Буран». Дед размотал шнур и надел насадку.

— Хвост ему больно длинный сделали, — сказала баба Яга.

— Это не хвост, а шнур, — усмехнулся дед, включил пылесос и показал гостье, как тот работает.

— Нет, не та техника пошла, не та, — сказала Яга, обошла вокруг пылесоса и посмотрела на деда Ивана. — Волшебной силы в ней не хватает. Смотри, Ваня, и учись.

Она наклонилась и принялась гладить рукой блестящий бок пылесоса, что-то при этом, приговаривая, потом подняла шланг, положила на колени и снова принялась шептать, и ласково при этом поглаживать его шероховато-тканую поверхность. Шланг странно дернулся и затих, как будто прислушиваясь к тем словам, которые ему шептала Егоровна. Дед Иван, сидя рядом на полу, с интересом наблюдал за ней. Баба Яга достала из кармана перочинный ножичек и принялась отмерять что-то на проводе.

— Вот так в самый раз будет, — прошептала она и, резанув по шнуру ножом, оставила пылесосу сантиметров тридцать, потом качнула у пылесоса этот остаток провода, тот покачался немного и безжизненно повис.

— Ты чего, маленький, испугался что ли? — баба Яга опять ласково погладила пылесос по круглому боку. — Не бойся, Буран, не бойся.

Шнур-хвостик вдруг качнулся без бабкиной помощи сначала налево, потом направо.

— Ну и славно, — сказала Егоровна.

Шланг тихо сполз с её колен и лёг на пол. Полежав немного, он приподнялся и, как показалось деду Ивану, посмотрел на свой хвостик. Тот продолжал двигаться всё быстрее и быстрее. Буран дернулся и проехал немного по полу на своих колёсиках.

— Ну, дает! — восхитился дед Иван.

Пылесос повернулся и подъехал к нему. Шнур-хвостик, как у щенка, завилял от радости, а шланг нежно обвил шею деда Ивана.

— Хозяина признал, — сказала Яга Егоровна.

Пока дед Иван угощал гостью пирогом с брусникой, Буран объездил комнаты и всё, что смог, пропылесосил. Потом он подъехал к столу, за которым сидели баба Яга с дедом, и завилял хвостом. Дед Иван стряхнул со скатерти на пол крошки. Пылесос втянул эти крошки в себя и, с чувством выполненного долга, свернув шланг калачиком, затих под столом.

За окном проскрипели шаги, слышно было, как на крыльце кто-то обметал с валенок снег, наконец, дверь отворилась, и на пороге показался дед Василий.

— Здравствуй, Яга Егоровна, — поздоровался дед, — то-то я смотрю, ступа у крыльца стоит,