========== Часть 1. Life on Mars ==========

Она застряла в безвременье. В одной невероятно долгой секунде, растянувшейся между “здесь” и “там”, между “тогда” и “потом”. В секунде, заполненной тьмой, и пустотой, и одной навязчивой мыслью, ушедшей на бесконечный цикл: скоро это закончится. Сейчас. Вот сейчас. Ну сейчас-то уж точно. Еще немного, и все.

Это было мучительно, но она не позволяла себе отвлечься, цеплялась за ускользающую надежду из последних сил, потому что чувствовала — стоит хоть немного ослабить хватку, стоит смириться с тем, что она, быть может, навечно, заперта в цифровой тюрьме, и все будет потеряно. Она сломается, сойдет с ума. И когда (если) найдется способ ее вытащить — от ее личности не останется ничего.

Она не могла себе этого позволить. Она слишком многим пожертвовала, чтобы выжить.

Еще немного, раз за разом думала Ви. Осталось совсем чуть-чуть.

Она не сразу заметила, что тьма превратилась в свет: ее окружало все то же бесконечное пустое пространство, только со знаком плюс. Черное, белое, какая разница?

Разница появилась вместе со звуками. Ви сперва не поверила, что снова может слышать, подумала, что принимает желаемое за действительное. Но шумовой фон нарастал приливной волной и в какой-то момент разбился на отдельные звуки: писк приборов, шаги, голоса.

— Есть соединение! Подключаю двигательные функции?

— Рано. Прогони диагностику минимум дважды. И когда будешь подключать ее — запускай каскадом…

— …и без боевых программ. Знаю, ага? Я был на тех же лекциях по безопасности, что и ты.

Смысл слов доходил до Ви с запозданием — то ли работал лингвистический имплант, то ли нейропроцессор не справлялся с нагрузкой. Хотя даже одна мысль о том, что у нее снова был нейропроцессор казалась фантастикой. Значит, у нее получилось? Значит, она снова жива? Ви по-прежнему не чувствовала своего тела, но сам факт, что цифровая пустота сменилась… хоть чем-то, наполнял ее радостью.

— На всякий случай: она нас уже слышит, — в белой пелене проступило какое-то мутное пятно, и Ви скорее угадала, чем увидела, что над ней склонился медтехник. — И, кажется, понимает. Ви, надеюсь, вы уже здесь. Пожалуйста, не паникуйте и не пробуйте пошевелиться, пока мы не подключим двигательные функции.

Паниковать? Ви рассмеялась бы, если могла. Нет, паниковать она даже не собиралась— ее охватила эйфория. Странная какая-то, как будто приглушенная, но пока ей было плевать. С остротой чувств она разберется позже, пока было достаточно и того, что эти самые чувства к ней вернулись.

Она была жива. Жива!

— Можно подключать двигательные.

— Подожди, что-то не так, — в голосе медтехника мелькнуло беспокойство. — У нее оптика в рассинхроне, перегружаю.

Ви не успела испугаться, когда темнота вернулась — очень скоро по центру вспыхнул знакомый логотип “Кироши”. Когда поле зрения очистилось, мир обрушился на нее тысячью деталей. Форма вделанных в потолок ламп, лица техников, логотип “Арасаки” на их халатах, цифры и схемы на экранах, мигание лампочек на приборных панелях — все казалось важным. Ви впитывала зрительную информацию бездумно и жадно, как человек, выбравшийся из пустыни, пьет воду и никак не может напиться.

— Порядок. Запускаю двигательные через пять… доктор, куда вы?

— Хочу проконтролировать лично, — новый голос раздался где-то над ухом Ви, но она пока не могла даже повернуть голову. — Ви, приготовься. Это может быть… неприятно. Мацуо, отсчет?

— Три… два… один.

— Есть кинестетика!

Неприятно не было, было странно. До этой секунды Ви не осознавала насколько ей не хватает сенсорных ощущений. Зато теперь ей казалось, будто каждая мышца, каждый нерв, каждый миллиметр кожи спешат подать свой сигнал раньше других. Нейропроцессор захлебывался от входящей информации, не успевая ее обрабатывать. Ви ощущала свое тело — сильно, ярко, но как-то… фрагментами. Отдельно — пальцы, с силой сжимающие пластик подлокотников, отдельно — затылок, утопающий в каком-то мягком покрытии, отдельно — выгнутая (от боли?) спина…

— Слишком быстро! — прокричала женщина за спиной. — Замедли поток данных!

Ви показалось, что ее отбросило, вжало в кресло. Еще секунда, и — словно паззл собрался, — она почувствовала себя. Не хорошо, не плохо, просто почувствовала… себя, и этого было достаточно.

Странный звук заставил ее вздрогнуть. Не сразу она поняла, что смеется.

Над Ви склонилась женщина в медицинской форме “Арасаки”. Широкие очки-экран закрывали верхнюю половину ее лица, но было что-то болезненно знакомое в том, как кривились в улыбке ее тонкие губы. Она нажала на кнопку, и фиксаторы, до того удерживающие правое предплечье Ви, втянулись в ручку кресла.

— Пошевели рукой.

Движение получилось слишком резким, каким-то дерганным. Но получилось. Ви поднесла руку к лицу, медленно сжала пальцы в кулак, потом разжала, наслаждаясь тем, что они откликаются на приказ. Женщина хмыкнула, как показалось Ви — не слишком довольно. Определенно, они встречались раньше, когда…

….когда она впервые открыла глаза на космической станции.

— Я тебя помню, — сказала Ви, и собственный голос показался ей незнакомым. — Доктор… доктор… с гребаным кубиком. В общем, помню я тебя.

— Взаимно, Ви, — ответила доктор-с-гребаным-кубиком. — Я тоже тебя запомнила: семь лет назад ты стоила мне ученой степени.

***

Семь лет. Семь долбаных лет.

Эта мысль накрепко застряла в ее голове. Ви думала об этом, пока ее перевозили в соседнее здание, в палату — на этот раз нормальную, просторную и светлую, с окном во всю стену. С настоящим окном: она была на Земле, где-то недалеко от Токио, но сейчас такие мелочи ее не волновали.

Прошло семь лет.

Она думала об этом каждое утро, проходя через рутину тестов и измерений, опросов, упражнений и успокаивающих бесед. Она думала об этом каждый вечер, один за другим прощелкивая каналы — только развлекательные, ни одного новостного . Она думала об этом каждую ночь перед тем, как закрыть глаза.

Семь лет. Семь сраных лет — отличное дополнение к и без того немалому списку ее потерь. То, что для Ви это время было спрессовано в одну омерзительно долгую секунду мало что меняло, она все равно чувствовала себя ограбленной.

Обворованная воровка.