Георгий Кройтор Серотонин покинул притон

Глава 1 и последняя.

МОЯ ЖИЗНЬ — ЭТО ТЫ.

люби меня так,

как любишь ляпать холсты,

мастихином снимая

прошлого груз.

и счастье едино — это ты,

прошлое забуду, я — трус.

о будущем подумай,

как хрустят половицы

новой квартиры.

подумай о жизни, где нет

недоверия, страданий, сатиры

и проблем юных лет.

сон без тебя,

каждый раз,

пропасть в кому.

я привык,

прижимаясь к липкой спине,

вместе впадать в истому.

моя дикая свобода стаи выходит

за твои рамки интегрального.

так давай же расскажем

о нашем рукотворном рае

при помощи обручального…

даже лоснясь от пота

или сидя с отключенной водой,

ты оставалась гением чистой красоты.

ты — мой xanax, мой покой,

моя жизнь — это ты.

КРАСНЫЙ.

Небо раздувается над пропастями пустых голов,

А я прыгаю над голубым пламенем,

Потягивая синее вино.

Я готов,

Управлять своим временем

И снять, в синий тонах, немое кино,

Наполненное бесчисленным количеством диалогов.

Зрители смеются, синим гоготом клоча,

Будто бы слышат мою сценарную перестановку предлогов,

Ведь смех — комедии, как скважина для ключа.

Ох, если б они знали, что это драма -

— Рыдали бы синими горючими слезами,

Я чиркаю спичками, но их всегда мало,

Они чувствуют тлен синими носами.

В них сидит и бьёт по шее холод,

Они грациозно извиваются, будто кошки,

Мяукают, мол — мучает голод,

И устоять не могут — слабоватые ножки.

Озаренный синевой кинозал,

Покажет жёлтые зубы рабов счастья,

Кто шприц, кто таблетки взял,

А кто прячет изрубцованные запястья.

Синие порезы выжжены безнадёжностью,

Синий маразм носителей дарит плёнке смех,

Искусственный, конечно, но с синей нежностью,

В этом смехе вся их жизнь и самый синий грех.

Они шмыгают, улыбаются, не понимая,

Что единственный объектив уставлен на них.

Прямой эфир, а в углу синяя запятая,

Я притих, ожидая понимания, что снимали их.

Самый тихий, но зависимый тоже,

Крикнул о синей скуке и полез под кожу,

Он верил, прости его душу, Боже,

А ведь мы с ним так похожи…

ЖЕНСТВЕННОСТЬ.

Пара изящных локонов,

Падающих на милое лицо,

Превращают поклонников,

В дарящих обручальное кольцо.

Один взмах, ручной всплеск

Повергнет в умат блаженства,

А ослепительный зубов блеск,

Станет примером верховенства.

Обхват узеньких плечей,

Выносят груз белых ручек,

Губы поют тонкие свирели речей,

Ублажающих от хряща до мочек.

Элегантный вкус помады,

Оставивший отпечаток в памяти

Из мыслей марша и парада,

Обучает губной грамоте.

Топот стройных ножек,

Будто эвфонией принятый

С грацией стаи кошек,

Приятен, когда они раздвинуты.

КРАСИВЫЙ, СЛЮНЯВЫЙ СЛИЗЕНЬ.

не плачь воздушными слезами,

не выпей керосина в духоте

комнат, что измерена душами,

душами мёртвыми, что обитают в темноте.

в радуге нервов, психически смешанных

и смешных, ты будешь первой помешанной,

что я успокою.

я дал взятку совести и козодою,

теперь я смею любить обе жизни

моей сливочной любовью

из картинок и картонок.

вокруг слюнявые слизни,

как мы с тобою,

но ты красивая,

а я подонок.

SAVETHEHONOR

А я не обязан начинать свой стих

С той строчки, что пришла на ум

Горелым финишёром, ведь таких,

Как та, клеймят званьем «наобум».

А как же «первая мысль — лучшая мысль»?

Или уже не актуально изрекать свой гений

С первой попытки, вкладывая глубинный смысл,

Хоть не имеешь ты ни прав на неё, ни владений.

Даже распыляя откровенную ересь,

Нужно уметь за неё постоять.

Ведь чушь с печатью грамоты через

Все уши пронесут и будут повторять.

Липким гулом отпечаток

Застрянет в лике пустых голов.

Лжи и недоверия зачаток

Клюёт, как рыбацкий улов.

Какова цена была отстаивания ахинеи?

Или удел каменных джунглей — «рыцарская честь»?

Честь улетучиваема, как лепесточек орхидеи,

И ваш доблестный цветок срывает весть.

Весть о вашем безрассудстве, вольности,

О том, какой вы поклонник вашей покорности

И прочие слухи, враки, ложь и клевета,

Но вас удивила лишь распространения быстрота.

Осторожность ваша заключится

В удержании языка за зубами,

Иначе, многое может приключиться,

Если все слушают и считаются с вами.

Афоризмы житейской мудрости (да простит мне Шопенгауэр сию пошлость)

5 литров крови — 5 литров кокосовой воды.

2 брови. маленькая бесконечность маленькой нужды.

обколол себе все ноги.

абсолютно все глаза закрыл.

путь к сердцу — две дороги,

но перёд видит только тыл.

руки в косы и на твоё платье.

наушники в уши, из ушей — кровь.

людей всегда тошнит от стати,

ведь людям не стать свиньями вновь.

картонные глаза помяты,

но всё ещё видят антоним картона.

детство, юность, старость — трекляты,

но люди похотью потеют в доме стона.

они не есть мораль, а нож у горла -

— паль страсти в тёмном царстве порно.

дом пошатнётся от ветра, но я зову его другом.

мне не нужен дом, он не является звуком,

ведь только звуки природы расскажут,

как выжить, когда тебе все будни смажут.

ты в раздумьях цикличного постоянства

памяти, взглянешь на саму пульсацию вен

в пределах удушливого пространства.

ты мой Ра! и судьбу решают не Мойры, — а фен.

мой шейк взболтал ацетилхолин,

я лью слёзы, пока болтается лин,

а листовая собака осуждающе смотрела.

автостопом стёк стыд — неадекватно потела

ладонь.

смех твоих волос и вонь доз

раздражала прожжённые дипроспаном

ноздри ароматом роз.

меня никто не назовёт ребёнком -

— ведь одиночество я предпочитаю прогулкам.

через саморазрушение мы познаём способности

духа и воли.

судьба несправедлива, как кара преступности.

твой белый кролик -

вмиг станет обугленным.

после литра керосина — взгляд станет потупленным,

а зачем видеть лица некрасивых?

яд сердца — зеркало обид,

разбивается осколками взглядов спесивых.

бог разгневан, умер, но всё ещё сердит

на собственную жалость к людям.

жалость — реклама казино,

амбассадор надоел и нуден,

жалость требует красное вино.

дабы забыть, как нашёл свой труп,

роя землю сапёрной лопаткой.

на нём посадить дерево, из дерева сруб,

семья, созданная женской маткой -

цель всех