Подчеркнув это, хочется добавить:
Для убитых горем они, те потери, тоже большие.
***
В бес крайности космоса происходит чем дальше, тем все более необычные дела. Люди уже облетели Луну. Перед лицом этого безбрежия, этой всемирно-исторической необычайности — так ли уж это важно, как зовут тех трех американцев или как бы назывались наши, если бы мы опередили в этом Америку? Так ли это важно в то время, когда уже можно видеть Землю издалека — как сияющий диск, как планету на небе, когда уже можно думать оттуда, из далекости, что наша человеческая семья, наши три с чем-то миллиарда можно зажать в горсти, как микромуравейник какой-то или микророй?
А что уж думать оттуда о нашей дурости с бесконечными войнами?..
Неужели и на других планетах процесс жизни идет также кроваво?..
***
Почему некоторые люди бывают такие важно-суровые, как будто им не просто надо жить, прожить свой век, а как-то сухо, натужно, сердито идти мимо всего веселого, а потом все равно, как и все, умереть?
Вспоминаются старые деревенские матери, отцы — с их неутомимым, подвижническим брюзжанием, с их беспощадной до отвращения работностью, с аскетизмом...
Легче живите, люди, веселее!..
...Тут иногда не только борение с бедностью, отчаянная борьба за жизнь. Еще более мерзко старательными бывают те, что уже имеют кусок хлеба, и достаточный, но хотят большего.
Старая мещанка, отец которой имел когда-то три выездные тройки, а у самой — два трехквартирных дома, целый пук, как редиски, ключей и ключиков от разных каморок и шкафов... Страшной зимой сорок первого — сорок второго года она ежедневно, а то по нескольку раз в день — «под лежачий камень вода не течет» — бегала к геттовской проволоке, чтобы «обменять» на несколько картошин еще одно взрослое или хотя бы детское пальто... Даже плакала над судьбой бедных евреев, а все ж приносила это пальто и... бежала снова, словно бы спасаясь от голодной смерти.
***
На скамье в парке парень и девушка выясняют что-то очень важное только жестами и мимикой,— немые. Однако она, пригнувшись, плачет обыкновенными слезами.
***
Старенькая мать, взятая из деревни в город, никак не может уразуметь, как это так — человек хочет к ним зайти, а ему еще надо в двери постучать или позвонить?.. Как это не пустить человека, если ему надо, если он хочет зайти?..
Еще раз про народное гостеприимство, сочувствие к людям.
***
Как легко мы судим своих предшественников за их нерешительность, несмелость, непринципиальное, и как позорно тихо ведем себя, когда видим, слышим сегодня то, что не так, как надо, далеко не так. Только шепчемся с самыми близкими...
***
В машине, едучи в родную деревню.
Не зазнавайся — ты пришел на все готовое. И осень — эту, что по обе стороны дороги, в солнце,— назвали золотой тоже без тебя.
***
Жажда счастья настолько велика в нас, что даже самые счастливые минуты, дни, недели, годы чаще всего кажутся... вступлением к счастью.
***
Ты начинаешься тогда, когда остаешься один, когда никто и ничто не помогает тебе быть добрым или плохим, когда ты делаешь выбор сам.
***
Чтобы знать все, что надо знать настоящему человеку, не хватило бы и столетий. А все же хочется знать как можно больше, чтобы как можно больше сделать людям на счастье.
Пчелиный закон? Муравьиный?
Нет, человеческий.
***
Я могу ошибаться, в жизни моей было немало меньших и больших ошибок, но одно я знаю твердо: выше всего и прежде всего — человечность.
Я верю в это всю свою жизнь, и только это осталось бы у меня, если бы пришло самое большое или последнее горе.
1945-1980