красивого современного здания вокзала и когда я переступила его порог, ко мне подскочила молоденькая девушка в форме проводницы в кокетливо сдвинутой набок пилотке.

– Здравствуйте, – приветливо поздоровалась она и улыбнулась, но ее глаза оставались пустыми, и, я бы даже сказала, безжизненными. – Мы всегда рады гостям нашего города. Пройдемте…

Девушка указала рукой в сторону стеклянной кабинки под первым номером. С потолка свисало неоновое табло, на котором красными буквами горело: «Только для иностранных гостей города». Левее высвечивалась надпись: «Только для приезжающих в город граждан страны». А еще левее: «Только для горожан». Собственно, весь периметр огромного зала был заставлен этими клетками из пуленепробиваемого стекла. Пассажиры поезда постепенно рассеивались кто куда, но ни один человек не вышел в город, минуя нужную ему кабинку. Кто-то справлялся со своим делом быстро, кто-то задерживался и, покидая свой проверочный (пропускной?) пункт, старался побыстрее оказаться за стенами гостеприимного вокзала.

Я неопределенно передернула плечами и покорно последовала за служащей. К моему крайнему удовлетворению мужики, сопровождавшие меня в колонне, чудесным образом куда-то испарились.

За деревянной и какой-то казенной стойкой, совершенно не соответствующей стилю здания из стекла и бетона, возвышался крупный мужик с абсолютно лысой головой. Определить его возраст было сложно. На вид дядьке можно было дать и тридцать, и сорок, и даже пятьдесят лет. И невзирая на его высокий рост и волевое лицо, он выглядел каким-то ординарным, безликим что ли.

Внимательно оглядев меня с ног до головы, мужчина поинтересовался:

– На каком языке желаете говорить? На французском, английском, немецком или по-китайски? А может по-арабски?

Произнося эти слова, служащий вокзала вставил в ухо какое-то устройство, и я сразу догадалась, что это миниатюрный переводчик.

– На русском, пожалуйста, – любезно ответила я и попыталась выдавить подходящую случаю улыбку.

– Документы, – выдал амбал.

Я подала паспорт. Мужчина бегло просмотрел его, а затем краем глаза зыркнул в монитор компьютера.

– Так может все-таки по-французски? Вы же прибыли к нам из Швейцарии, – то ли спросил, то ли констатировал факт мужик.

– Давайте говорить по-русски. Я родилась в этом городе и родную речь не забыла.

– Хорошо, – равнодушно согласился он. – Вы согласны принять чип?

– Какой чип? – удивилась я.

– Индификационный. Без него вы не сможете покинуть здание вокзала.

– Простите, но на границе меня не предупреждали ни о каком чипе.

– На границе в ваш паспорт внесли только все ваши биометрические параметры, что позволяет вам свободно передвигаться по стране. А чтобы находиться в нашем городе вам необходим еще микрочип. Это даст вам право находиться здесь, в Солнечногорске.

Я чуть не задохнулась от возмущения.

– Так да или нет? – ледяным голосом спросил мужчина.

– Да, – сдалась я без боя. (Не возвращаться же на самом деле назад, когда проделан такой длинный путь?).

– Хорошо.

Амбал подхватил документ и направился к закрытой металлической двери, располагавшейся позади него. Вернулся он довольно быстро. В одной руке мужчина держал мой паспорт, а в другой пистолет для вживления чипов.

– Дайте правую руку, пожалуйста, – заученно приказал блюститель порядка, если так можно было назвать этого гражданина.

Я безмолвно протянула руку, остро чувствуя смесь унижения и бессилия. Мужчина небрежно бросил паспорт на стол. Потом неторопливо выудил из нагрудного кармашка полиэтиленовый пакетик с чипом и белой прямоугольной пластинкой, сделанной из неизвестного мне синтетического волокна или сплава. Пластинка была очень похожа на тоненький и гибкий кусочек марли. Я начала подозревать, что это какое-то новое цифровое устройство. Но дядька, по всей видимости, не собирался пояснять мне его истинное предназначение.

В какой-то момент мне показалось, что этот неприятный тип с каким-то невероятным садизмом растягивает довольно простую и быструю процедуру, наслаждаясь моей беспомощностью и невозможностью остановить это издевательство. Садист, а по-другому его назвать я сейчас не могла, осторожно вытащил пластинку из пакетика, приложил ее к моему запястью и поднес к руке пистолет. Медленно нажимая на курок, он произвел выстрел. Ну… выстрел – это громко сказано. Это был тихий щелчок, загнавший мне под кожу невидимый чип и приклеивший к тыльной стороне запястья бесцветную пластинку. Я невольно вздрогнула, но ничего не почувствовала.

– Не снимайте пластину в течение суток. Это важно, – сказал служащий вокзала и добавил, стараясь придать своему голосу подобие радушия: – Мы всегда рады гостям нашего города.

Произнеся эту заученную избитую фразу, мужчина сразу же потерял ко мне всякий интерес. Теперь его взор был направлен на кого-то стоящего за моей спиной. Я схватила паспорт и поспешила к выходу, ощутив, что удушливая атмосфера вокзала не дает мне вздохнуть полной грудью и что-то похожее на гнев формируется внутри меня. И этот гнев, как шпион, выполняющий миссию на вражеской территории, до поры тихонько затаился, поджидая удобного момента, чтобы в один прекрасный день вырваться на волю и выполнить свое задание.

3.

Большие двери на фотоэлементе радушно распахнулись, выпуская меня в город беззаботного детства и счастливой юности. Мара стояла у крыльца, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу. Я сразу узнала подругу и к моему крайнему изумлению аватарка полностью соответствовала ее настоящей внешности. Невысокого роста, щупленькая, с рано поседевшей головой, она была по-прежнему красива той неброской красотой, которая была свойственна всем нашим женщинам. Только эта седина и глубокие скорбные складки у рта состарили ее лет на десять.

Я бросилась к любимой подруге и крепко ее обняла.

– Здравствуй, милая!

– Женечка, запомни, у нас бегать больше нельзя. Загребут. – Шепнула мне на ухо Мара, а потом громче добавила: – С приездом, дорогая! Как добралась? Как же я рада тебя видеть! А еще больше я рада тому, что ты все же решилась приехать к нам. Ну что, ко мне?

Я кивнула. Взявшись за руки как в старые добрые времена, мы направились к остановке. Меня переполняли эмоции. Мне так много хотелось рассказать и о многом расспросить мою подругу! Но Мара держалась как-то скованно,