десятку на входе и ешь то, что на столе. Не очень дешево, но не убийственно. Зато культурно. Траты по случаю выхода на диплом вполне обоснованные. Желаешь чего-нибудь эксклюзивного? Пожалуйста, в буфете, за дополнительную плату. Естественно, приносить с собой категорически запрещено.

В этот раз там столовались туристические группы из соцстран. То есть после напряженного экскурсионного дня их свозили на ужин в «Метелицу». Студентам повезло. Какая-то группа то ли не прилетела, то ли объявила голодовку. И их неожиданно легко согласились усадить за вакантным столом. Длинный стол уже заждался, как груженый корабль у причала. Три бутылки шампанского, высились как мачты. И накрыто вполне прилично.

Тут и обнаружился раскол. Долгополов, заявил, что три бутылки шампанского это слезы, как слону дробина. Это для народной демократии – выпивка, а русскому насмешка. И некоторые склонялись на его сторону. Но комсомольский актив в лице Полины Гринблат сопротивлялся

– Я, например, и сама не против выпить, – сказала Полина, комсорг группы, – Но мы в официальном учреждении. Вокруг представители дружественных стран. Тут тебе не общага с шабринской горилкой.

Полина имела в виду ту самогонку, которую привозила с каникул Нина Шабрина.

–А что в ней плохого, – заступился за самогонку Лорьян, уже склонявшийся на сторону Долгополова, – Русский национальный напиток. Фирма веников не вяжет. Стерильно.

– Пили пять лет. Хвалили. А теперь не так? – оскорбилась Нина, – Мой дедушка пьет, и здоров. А ему за восемьдесят.

–Нет, я не против, в теоретическом плане, – Полина, чувствуя, что чаша весов склоняется не в ее сторону, пошла на попятную, – Хотя, напомню, что русский национальный напиток это квас. Я бы и сама выпила добавочную дозу, только не в этом месте. Тут рискованно. Тут на входе дружинники. Заметят бутылки – не оберешься неприятностей.

–Кто не рискует, тому остается квасить шампанское, – улыбнулся в ответ Лорьян.

–А кто не хочет пить, насильно вливать не будем. Больше останется. У нас демократия, – Долгополов считал, что этим ставит точку в дискуссии.

Было решено, что группа пошлет интендантов. Но среди них должны быть девочки. В женских сумках можно пронести бутылки. А мужику с бутылкой в кармане мимо дружинников не пройти. Поднялся вопрос о возможных кандидатах. Конечно, дружинники не дети. Если они сейчас спустятся в гардероб, оденутся, предупредят дружинников, что через пять минут вернутся, чтобы их впустили назад, то те сразу сообразят: поперли за водкой. Будут смотреть, как на рентгене. И попробуй потом им объясни. Могут и конфисковать бутылки. И не возразишь. Но риск – благородное дело. Не станут же они по сумочкам шманать. А сумочки, в свою очередь, должны быть вместительными и плотными, чтобы выпуклости бутылки не проступали. Объемистая Полина имела соответствующую фигуре вместительную сумку, но на коллектив плюнула: идти за водкой отказалась. В результате добровольцами вызвались тот же Долгополов и Шабрина. Но одной ее сумочки мало. Присоединилась Ирка Милова. Правда, она, миниатюрная, и сумочку имела дюймовочную. Одна бутылка и та себя выдаст. Но с паршивой овцы хоть шерсти клок. Одну бутылку пронесет. Милова и Андрея уговорила.

Первый этап был прост. Суровые охранники их выпустили. Они в ближайшем магазине затарились. Нинка – уложила две бутылки в сумочку. Милова – одну. Долгополов еще купил две маленьких плоских. Сунул себе во внутренний карман пиджака и Андрею дал. На обратном пути чуть не случилось несчастье. Нинка поскользнулась. Бутылки трагически звякнули. Хорошо, что оказавшийся рядом Андрей, вовремя ее подхватил. И бутылки были спасены. С замиранием сердца Нинка раскрыла сумочку. Все в порядке. После этого она весь путь до кафе виновато молчала, крепко держась за Андрея. Хмурые охранники их пропустили.

Наливать водку и пить нужно было резво. Официантки, шастающие по залу, могли застукать. Подзорова уже поднялась с места для тоста, как Литвинова заартачилась: она принципиально не станет пить. Даже шампанское. Даже за окончание института. В результате, из-за таких вот принципиальных, Суворов надорвался. Это обнаружилось, когда сидевшая рядом с ним Танька Бирюкова, встала и перегнулась через стол с вилкой, подставив под нос Суворову крутое бедро. И потерявший тормоза Суворов хлопнул ее по месту, заслонившему от него тарелку. Так, наотмашь, обычно кидают на кон козырного туза. А бедро Бирюковой было достойно козырного туза. Чистая виолончель. И звук пошел такой смачный, что сидевшие за соседним столом венгерские, по мнению Подзоровой, туристы средних лет заахали, залопотали что-то по-иностранному. Не то, чтобы с одобрением, но и не с осуждением, а скорее с удивлением. От сдержанных русских такого не ожидали.

– Суворов, тебе достаточно, – нахмурилась Полина

Она встала из-за стола, словно учитель, разозленный шаловливым учеником. Но подошла не к Суворову, а к Андрею, потребовав, чтобы Андрей отвел Суворова в туалет. В профилактических целях. Чтобы Суворова тут не вырвало.

Андрей не обрадовался такому заданию. Нетвердо стоящего на ногах Суворова пришлось бы вести вниз по лестнице. Полина и выбрала Андрея. Он покрепче. Удержит. Но Андрея дружинники запомнили. И могли сделать свои выводы. Но говорят, сам погибай, а товарища выручай. Если Суворова развезет прямо за столом, кому будет хорошо?

Когда под занавес очистительно-сантехнических процедур, Суворов ополаскивал рот и лицо, он на стенке у раковины приметил лаконичную надпись: «Сосу. Таня» и номер телефона. И эта надпись ввела его в такое элегическое настроение, что он возжелал непременно записать номер. Но писать в тот момент было нечем. И едва вернувшись к столу, он сразу стал требовать бумагу и ручку. Словно его в туалете муза посетила. Но Полина потребовала, чтобы он сел. Встать он уже не мог. И Андрею пришлось, отправиться в туалет, чтобы Суворов успокоился. Писать было неудобно. Салфетка, которую он взял, рвалась. И тогда, закатав рукав рубахи, Андрей записал номер на руке, а вернувшись, подошел к Суворову и показал запись, слегка засучив рукав.

– Что там? – спросила Шабрина.

– Много будешь знать, скоро состаришься, – ответил Андрей.

Нинка не удовольствовалась таким ответом. Она подкралась к Андрею сзади, и, поймав его руку, попыталась силой добраться до метки. Андрей не давался. А музыка играла. И противоборство естественным путем перешло в танец.

Когда танец закончился, Андрей, не отпуская, придерживал