не узнает таких слов, как «обязанность», «долг», и «это тебе не по силам».

Полжизни я не знал, что умею танцевать, полжизни занимался нелюбимым делом и был движим только чувством долга. Вот только кому я был должен, я никогда не знал. Однажды это чувство толкнуло меня пойти на войну».

«Война это страшно!» – она прикрыла маленький рот ладошками и её глаза жалостливо засверкали в темноте.

«Война это страшно! – эхом повторил он. – Одних она убивает, других калечит, третьих делает жестокими. Меня же она освободила».

«Война тебя освободила? Разве война может освободить?»

«Не сама война, но малюсенькая её частичка, вдруг подарила мне свободу. Меня укусил железный шмель. Вот сюда… – Он показал пальцем на ямочку в правой щеке. – Его укус был глубоким и проник даже в мой мозг. Очнувшись в госпитале, я тут же понял, что свободен. Моя память была чистой, как безоблачное небо. В ней сохранились только светлые воспоминания, а всё самое светлое бывает только в детстве. Я снова стал ребёнком. Поверь, это чувство – чувство свободы от долга, зависти, чувства вины, самое лучшее, что может испытывать человек. Железный шмель подарил мне чувство свободного полёта. Он подарил мне способность останавливать дождь и разгонять тучи именно над моей головой, он научил меня управлять ветром.

Была только одна маленькая проблема. В этом мире слишком много того, что стоит забывать. Слишком много злости, серости, много тяжести. Я забывал так много, что посторонним людям казалось, что я слабоумный. Я забывал числа, названия, имена, события, и это не позволяло мне найти хоть какую-то работу. Мне не удавалось продержаться на работе и одного дня. Так уж устроен этот мир, что чтобы зарабатывать деньги нужно уметь запоминать и считать. Я попытался устроиться на работу, где не нужно хотя бы уметь считать. Я устроился сторожем в каком -то…(уже не помню в каком), месте. Мне показалось, что я наконец-то нашёл ту работу, которая мне подходит. Может быть, я и продержался бы один день, а может даже и месяц, если бы не эти орлы…»

«Орлы?!»

«Просто…если я вижу парящего в небе орла, всё вокруг для меня пропадает. Я буду смотреть на него всё время, пока он будет кружить, и ни на секунду не отведу от него глаз. А там было сразу два. Два орла! Это была семейная чета, влюблённая пара, которая исполняла свой завораживающий танец в безоблачном небе. Они будто знали, что я за ними смотрю, и исполняли для меня свой танец до самого захода солнца. Когда я наконец-то опустил глаза, то увидел своего нового начальника, который протягивал мне документы, со словами, что такой сотрудник ему не нужен.

Так я и скитался от места к месту, пока не набрёл на этот фонтан. Я знал, что рано или поздно на него набреду, и это было только вопросом времени».

«Точно так же и я знала, что когда-нибудь набреду на тебя» – подтянувшись на цыпочках, она обняла его за шею и поцеловала в губы.

Они стояли, прижавшись друг к другу губами, а вокруг мягко шелестел дождь.

Когда объятья разомкнулись, она сладко облизнулась, будто съела ложку ароматного земляничного варенья. «Никогда не пробовала таких вкусных губ!»

«А я вообще целуюсь в первый раз!» – Он счастливо улыбался, не отводя от неё мерцающих синим глаз.

«Врёшь ведь! – покачала она головой. – Впрочем, я поняла. Ты просто забыл все свои прошлые поцелуи».

В ответ он растерянно пожал плечами.

«Ну что ж…это уже хорошо. Значит, те поцелуи были хуже. А как меня зовут, ты помнишь?» – Её глаза хитро сощурились.

«Н-нет!» – он и в самом деле выглядел растерянным.

«Не помнишь, потому что даже не спросил. Мы с тобой ещё даже не знакомы!».

«На самом деле я знаю, как тебя зовут…»

«И как же…» – насторожилась она, приготовившись вновь удивиться.

«Тебя зовут Настя!»

«А вот и не угадал…» – засмеялась она.

«Почему не угадал. Тебе очень подходит это имя, это звучит у меня в голове, когда я смотрю на тебя, а значит оно твоё. Можно я буду тебя звать Настей?».

«А почему нет? Признаться, мне моё настоящее имя не очень нравилось…»

«Это потому, что оно не твоё!»

«Ну хорошо! Тогда позволь и мне дать тебе имя»

«Только, сделай это, не задумываясь! Просто назови первое слово, которое пришло тебе в голову…»

«Сапфир» – это слово выскользнуло из её рта, прежде, чем она успела зажать его ладонями.

«Ты знала? – радостно воскликнул он. – Откуда ты узнала моё имя?»

«Оттуда же, откуда ты узнал моё. Я просто посмотрела в твои глаза, и это получилось само собой…».

«Тогда давайте знакомиться. Меня зовут Сапфир!» – он протянул ей руку.

«Настя!» – ответила она. Это имя, прозвучавшее в её устах, показалось ей настолько красивым, что теперь она уже ни за что не собиралась от него отказываться. То, старое, звучало совсем не так. Впрочем, она его уже забыла.

***

«Мы почти пришли!» – Он указал в конец аллеи, туда, где чёрные треугольники эвкалиптов подсвечивались отблесками огня.

Круглая, обрамлённая деревьями лужайка, пестрила суетящимися людьми. С первого взгляда ей показалось, что все обитатели странного пикника сказочные персонажи.

В центре лужайки человек в ростовой фигуре огромного белого медведя что-то жарил на раскалённом мангале. Рядом с ним стоял похожий на школьника маленький человек. Лишь приглядевшись, она увидела, что этот человек давно уже не школьник и даже пожилой, просто маленький, не по погоде одетый в строгий костюм, белую рубаху и галстук. Маленький заметил прибывших первым, и локтём пихнул медведя в мохнатый бок. Тот приветливо замахал огромными лапами. Медвежья морда растягивалась в застывшей, похожей на человеческую, улыбку, но медленные движения и тусклый голос, которым Медведь приветствовал гостей, указывали на то, что ему не очень-то весело, скорее даже грустно.

Маленький человек поприветствовал Сапфира скупым кивком и крепким рукопожатием, а затем галантным движением поднёс к лицу её руку и поцеловал. Он был чисто выбрит, а воротник его рубахи резал темноту своей белизной.

Ещё два обитателя лужайки, сидевшие на траве, вскочили, по очереди обняли Сапфира и с осторожной застенчивостью поприветствовали её. Она заметила, что у одного из них, того который был с длинными, забранными в хвост волосами сильно тряслись руки и держал он их как-то несуразно перед собой на весу. Уши у него были заткнуты чем-то, вроде ваты и говорил он очень громко с отчаянной артикуляцией, будто плохо слышал.

Последний из приветствовавших, обладал непропорционально большой головой и очками с невероятно толстыми линзами. В одной руке он держал стакан с вином, во второй заложенную пальцем толстую книгу, на обложке которой была нарисована шахматная доска.

Их пригласили к столу, представлявшем из