земли перед их шеренгой, поразил всех своей особенной резкостью движений. Когда Марк смотрел на него, ему хотелось не торопиться, но решительно действовать. Что-то в фигуре поджарого мужчины обладало силой, отличавшей его от других людей. Он приковывал взгляды и внушал трепет каждым словом своей напутственной речи. Та была краткой, но емкой и побуждающей ни на секунду не сомневаться в победе Рима над варварами. Закончив с нею, Цезарь вдруг… Слез с коня и отправил его прочь с поля боя.
– Не может быть!.. – стали перешептываться солдаты пехоты между собой. – Значит, он пойдет в атаку вместе с нами наравне?
– Назад пути нет, – продолжил Цезарь, улыбаясь всем одновременно и как будто лично каждому солдату. – Если победы Рима не случится, мне суждено сгинуть с вами, мои друзья! И тогда мы встретимся в Элизиуме, братья.
Улыбка его стала еще шире. Марк не смог удержаться от ответной и почувствовал, как тело покрывается мурашками. Сонливость как рукой сняло. Он был готов кинуться на врага. И после громкого возгласа почувствовал, как и в прежних сражениях, что его существом будто бы управляли ноги и руки, а не некая самость, что главенствовала обычно.
Даже зрение Марка стало другим. Теперь он не видел ничего и никого, кроме того, что было прямо перед ним. Будь то неприятельский меч или щит, разъяренное варварское лицо или кровяной сгусток на потрескавшихся бледных губах противника; он видел ее, словно та была частью мозаики.
Однако на какой-то миг все замедлилось. Нечто приостановило восприятие битвы Марком. Какая-то яркая деталь, блеск и цвет которой показались ему до боли знакомой… Он посмотрел вниз, увидел в руке побежденного им противника предмет, и понял, в чем дело. Сердце пронзили сотни ледяных игл: то был кинжал Гая, украшенный драгоценными камнями. Они переливались, обагренные кровью, в ручьях солнечного света, что лились беспощадным потоком уже пробудившегося солнца.
– Не может быть, – пробормотал Марк, склонившись над полуобнаженным телом гельвета. Собственное оружие он убрал в ножны, и, прикрываясь щитом, выхватил кинжал из безвольной руки мертвеца. Марк сжимал оружие до тех пор, пока костяшки не побелели.
– Не может быть, – эхом отозвался голос приятеля в голове.
Марк не видел изуродованного тела Гая, но чувствовал, что оно было совсем близко. Он не хотел искать его, во всяком случае, пока. А потому продолжил путь, сражаясь теперь кинжалом друга вместо своего. Пелена ярости теперь пуще прежнего сузила Марку обзор.
Легионер обезумел. Убивая врага, он словно мстил каждому варвару за смерть друга.
Однако Гая, увы, было уже не вернуть.
Он так и остался лежать погребенный под грудой других мертвых воинов. Несчастный подле несчастных, чья жизнь оборвалась, так и не разгоревшись ярким пламенем.
***
Сражение подходило к концу. Победа была за римлянами. Численный перевес противника был умело побежден стратегией Цезаря, который так и не покинул поле боя за все эти часы. Казалось, они превратились и в годы, и в краткие мгновения для обоих сторон. Жизнь и смерть слились в жестоком танце, опасном и кровавом. Марк приблизился к границе собственных сил. Он никогда – ни до, ни после в своей жизни – не чувствовал себя столь неуязвимым. Кинжал Гая словно горел в его руке. Им он прорубал дорогу неизвестно куда… Вперед? Через какое-то время легионер понял, что сражаться было уже не с кем. Добравшись до повозок с припасами и оружием, пожитками варваров, Марк начал ходить вокруг них кругами и искать хоть одно живое существо. Он чувствовал в себе силу убить еще двоих, пятерых, десятерых. Из ненависти он был готов придушить их детей и изнасиловать жен, забрать все самое дорогое – семейные реликвии и амулеты. Разрушить храмы их богов, сжечь что-нибудь маленькое, но священное… Главное, чтобы это было священным, думалось Марку. Справа от него раздался едва уловимый, мягкий свист. Если бы не обострившийся за последние часы слух, Марк бы наверняка не обратил на подобный звук внимания. Однако, на его счастье, он вовремя обернулся: с одного из деревьев спрыгнул мальчишка-гельвет, держа в руках небольшое копье. По виду это был еще совсем подросток, не старше двенадцати лет, но его взгляд был не менее свиреп, чем у взрослых воинов-варваров. Опрометью он бросился в атаку. Марк легко отбил ее, прикрывшись своим щитом. Хлипкое копье вонзилось в него, и легионеру не составило труда затем разломать оружие пополам одним резким движением правой руки. – Зря, – прошипел Марк с долей досады, отбрасывая копье на поляну, поросшую бирюзовой травой. Победа далась ему слишком легко, он был даже немного обескуражен. Гельвет бросился врукопашную, но Марк скрутил паренька в два счета. Силы были слишком неравны. Приставив кинжал к его горлу, он уже был готов нанести последний, лишающий жизни, удар, однако остановился на мгновение. Запястье его ощутило бешеное биение сердца мальчика. Марк опешил. Вдруг испугавшись, он, взяв противника за слабое плечико, бросил того прямо в обоз с провизией. Раздался глухой удар – тело гельвета врезалось в деревянный бортик. Он взвыл от боли и сполз вниз, прислонившись к большому колесу. «Может, отпустить его?» – внезапно пронзила мысль разум Марка. – Не медли. Пусть лучше его мучения закончатся как можно скорее, – неожиданно раздался голос позади легионера. Марк Вений обернулся и увидел Самого Цезаря. «Уж не чудится ли мне?» – подумалось солдату. Он потер глаза, но ничего не изменилось: к нему и впрямь приближался своей энергичной походкой проконсул Гай Юлий Цезарь. Марк оторопел. Он вглядывался в лицо своего командира, будто пытался разгадать какую-то загадку, что была спрятана в глубоких морщинах, покрывавших все его лицо. Когда Цезарь приблизился к Марку, то оказалось, что проконсул был на голову ниже легионера и как будто раза в два тоньше. – Чего же ты стоишь и поддаешься своим сомнениям? – сухо спросил его Цезарь. – Но ведь это детоубийство… – пробормотал Марк. А про себя добавил: «Теперь назад пути точно нет. Гельвета придется лишить жизни». Однако тело противилось словам внутреннего голоса и приказу своего командира: рука с кинжалом ни с того ни с сего задрожала. Чтобы не показывать сей слабости, он прикрыл ее щитом. – Это – наш враг, – бесстрастно парировал Цезарь, из-под нахмуренных белесых бровей наблюдая за легионером. – На поле боя нет места жалости. Каждый здесь – победитель или побежденный, будь то мужчина, женщина, старик или ребенок. Даже животное – и то будет на чьей-то да стороне. – А-а-в! – раздался в подтверждение его словам громкий лай из-за кустов. Надежда вспыхнула в Марке, осветив на
***
Сражение подходило к концу. Победа была за римлянами. Численный перевес противника был умело побежден стратегией Цезаря, который так и не покинул поле боя за все эти часы. Казалось, они превратились и в годы, и в краткие мгновения для обоих сторон. Жизнь и смерть слились в жестоком танце, опасном и кровавом. Марк приблизился к границе собственных сил. Он никогда – ни до, ни после в своей жизни – не чувствовал себя столь неуязвимым. Кинжал Гая словно горел в его руке. Им он прорубал дорогу неизвестно куда… Вперед? Через какое-то время легионер понял, что сражаться было уже не с кем. Добравшись до повозок с припасами и оружием, пожитками варваров, Марк начал ходить вокруг них кругами и искать хоть одно живое существо. Он чувствовал в себе силу убить еще двоих, пятерых, десятерых. Из ненависти он был готов придушить их детей и изнасиловать жен, забрать все самое дорогое – семейные реликвии и амулеты. Разрушить храмы их богов, сжечь что-нибудь маленькое, но священное… Главное, чтобы это было священным, думалось Марку. Справа от него раздался едва уловимый, мягкий свист. Если бы не обострившийся за последние часы слух, Марк бы наверняка не обратил на подобный звук внимания. Однако, на его счастье, он вовремя обернулся: с одного из деревьев спрыгнул мальчишка-гельвет, держа в руках небольшое копье. По виду это был еще совсем подросток, не старше двенадцати лет, но его взгляд был не менее свиреп, чем у взрослых воинов-варваров. Опрометью он бросился в атаку. Марк легко отбил ее, прикрывшись своим щитом. Хлипкое копье вонзилось в него, и легионеру не составило труда затем разломать оружие пополам одним резким движением правой руки. – Зря, – прошипел Марк с долей досады, отбрасывая копье на поляну, поросшую бирюзовой травой. Победа далась ему слишком легко, он был даже немного обескуражен. Гельвет бросился врукопашную, но Марк скрутил паренька в два счета. Силы были слишком неравны. Приставив кинжал к его горлу, он уже был готов нанести последний, лишающий жизни, удар, однако остановился на мгновение. Запястье его ощутило бешеное биение сердца мальчика. Марк опешил. Вдруг испугавшись, он, взяв противника за слабое плечико, бросил того прямо в обоз с провизией. Раздался глухой удар – тело гельвета врезалось в деревянный бортик. Он взвыл от боли и сполз вниз, прислонившись к большому колесу. «Может, отпустить его?» – внезапно пронзила мысль разум Марка. – Не медли. Пусть лучше его мучения закончатся как можно скорее, – неожиданно раздался голос позади легионера. Марк Вений обернулся и увидел Самого Цезаря. «Уж не чудится ли мне?» – подумалось солдату. Он потер глаза, но ничего не изменилось: к нему и впрямь приближался своей энергичной походкой проконсул Гай Юлий Цезарь. Марк оторопел. Он вглядывался в лицо своего командира, будто пытался разгадать какую-то загадку, что была спрятана в глубоких морщинах, покрывавших все его лицо. Когда Цезарь приблизился к Марку, то оказалось, что проконсул был на голову ниже легионера и как будто раза в два тоньше. – Чего же ты стоишь и поддаешься своим сомнениям? – сухо спросил его Цезарь. – Но ведь это детоубийство… – пробормотал Марк. А про себя добавил: «Теперь назад пути точно нет. Гельвета придется лишить жизни». Однако тело противилось словам внутреннего голоса и приказу своего командира: рука с кинжалом ни с того ни с сего задрожала. Чтобы не показывать сей слабости, он прикрыл ее щитом. – Это – наш враг, – бесстрастно парировал Цезарь, из-под нахмуренных белесых бровей наблюдая за легионером. – На поле боя нет места жалости. Каждый здесь – победитель или побежденный, будь то мужчина, женщина, старик или ребенок. Даже животное – и то будет на чьей-то да стороне. – А-а-в! – раздался в подтверждение его словам громкий лай из-за кустов. Надежда вспыхнула в Марке, осветив на