класс разглядывали Гиту.

Класс находился в более выигрышном положении. Каждый прятался за всеми. Она одна стояла к окну лицом - маленькая девочка в модных кроссовках, о которых она не вспоминала каждую секунду, как делала бы любая девятиклассница на ее месте.

Она была вся на виду, ее лицо было обращено в зиму.

Это лицо Лоту поразило. Оно было сложнее, чем лицо самой Лоты, и сложнее всех других лиц, которые Лота видела в своей жизни. Оно принадлежала девушке из благополучной семьи, но одновременно было в нем что-то тяжелое, мрачное, как у гопницы. Хрупкость болезненного домашнего ребенка, над чьей родословной потрудилось не одно поколение благородных предков, сочеталось в нем с дворовой грубостью хулиганки. И все это Лота видела одновременно. Это потом уже она узнала, что лицо у Гиты способно меняться, как цветной переливающийся календарик: так повернешь - ангел с рождественской открытки, сяк - уличная шпана.

Девятый "А" превратился в одну пару стальных выжидающих глаз. Очертания его общего лица были расплывчаты. Коллектив не имел формы, он был хаотичен. Новая ученица не собиралась ни враждовать с ним, ни противопоставлять себя ему.

Хлипкая Гита смотрела в глаза девятого "А" внимательно, но бесстрашно.

Она мгновенно оценила моральную силу противника.

Оценка ее была невысока.

Затем, опустив глаза, прошла на свободное место.

Тут раздали листки для самостоятельной, и все принялись надписывать в верхнем углу число и фамилию. Придумывать ничего не требовалось, оценка от этого только снижалась. Надо было пересказать пройденную тему, вот и все. Чаще всего классная ни на шаг не отходила от школьной программы. Иногда Лота загадывала, какую фразу она сейчас произнесет. Лота редко ошибалась.

- Я не смогу ничего писать. К сожалению, - громко объявила Гита. - Мне в глаза лекарство закапали!

Глаза у нее были светлые, прозрачные, до самой глубины ясные и холодные, как стеклянные шарики из тех, что в ту пору валялись вдоль железной дороги. Несмотря на общую субтильность и болезненность, чуть опущенные наружные уголки ее глаз делали взгляд вызывающим, дерзким. Было очевидно, что никакие лекарства ей никуда не капали.

Класс оторопел. Так вели себя второгодники, которых отсеяли еще в конце восьмого. Классная тоже не верила Гите, но проглотила как миленькая. В этот миг Лоте показалось, что она боится новую ученицу. Или ее родителей.

И еще: голос. Можно было бы, наверное, сказать, что от звука ее голоса Лота проснулась. Но это было бы слишком. Слишком красиво. И все же именно глядя в ее глаза и услышав голос, она поняла, что скоро все изменится.

-Лотошина, занимайся своей работой, - сказала классная Лоте довольно резко.

Классная была права: Лота уставилась на новенькую, почти не моргая. Словно боялась, что та может развернуться и навсегда уйти туда, откуда явилась, и на всякий случай старалась все-все в ней разглядеть и запомнить. Черный кожаный браслет, утыканный заклепками-шипами. Длинную серебряную цепочку с пятиконечной звездой. Голубоватую губную помаду - эта помада была почти прозрачна, ее можно было бы запросто не заметить.

* * *

Лота подошла к Гите в коридоре сразу же после самостоятельной, которую Лота писала, а Гита нет. Обе появились в школе позже других. Лота проучилась три месяца, но до сих пор чувствовала себя не в своей тарелке, а Гита и вовсе была свежаком. Вот они и подружились. Это самое простое объяснение. Но позже, когда случилось все то, что случилось, Лоте казалось, что дело обстояло куда сложнее. Их подтолкнули друг к другу невидимые механизмы судьбы, которые пришли в движение. Вообще-то такие вещи обычно понимаешь потом, когда оглядываешься в прошлое, но Лота готова была поклясться: в тот миг, когда Гита вошла в класс, у нее возникло предчувствие.

Вблизи Гита оказалась еще более хрупкой, чем в дверях класса, зато гораздо более дружелюбной и совсем не жесткой, а наоборот, забавной и даже смешной.

-Пришлось написать, что Онегин и Печорин - лишние люди, - пожаловалась Лота, чтобы как-то завязать разговор. - А по-моему, они как раз ничего.

-Ой, да в книгах большинство героев лишние, - махнула рукой Гита. - Путаются под ногами, тормозят сюжет. Вот автору и приходится от них избавляться. То под поезд толкнет, то чем-нибудь их заразит. А то еще удобный был диагноз: нервная горячка. Ни в одном медицинском справочнике такой болезни не найдешь!

Лота удивилась. Похоже, новая ученица была не в курсе того, что и как изучают в школе.

-А если серьезно?

-Если серьезно, то у нас в стране вообще все люди лишние.

-Но можно зайти и с третьей стороны, - медленно добавила она, пристально глядя на Лоту и наблюдая за ее реакцией. - Каждый человек, которого мы встречаем на своем пути, отражает наши черты. А значит, лишним является тот, кто называет лишними других. Белинский и училка - лишние. А эти твои герои - нет.

-А ты раньше где-нибудь училась? - осторожно спросила Лота, не понимая, каким образом школьная программа прошла мимо сознания этой необычной девушки, не затронув его.

-Конечно, училась. Только это бесполезно.

-Что бесполезно?

-Меня бесполезно чему-нибудь учить. Я могу научиться сама. Если захочу.

-А почему?

-Потому что знания должны становиться частью меня самой. А если этого не происходит, они отваливаются. Думаю, это актуально для многих. А люди послушно зазубривают чужие слова, даже не вдумываясь в их содержание.

* * *

Так Гита появилась в Лотиной школе. А заодно и в жизни.

Она и стала для Лоты жизнью, которая заслонила собой школу, а потом и все остальное.

Вечерами Лота мыкалась в бабушкиной квартире, не зная, куда себя приткнуть. Все собрания сочинений, отдельные тома и старые "Новые миры" были прочитаны. Уроки кое-как выучены. Телевизор стоял в комнате бабушки, куда Лота старалась без надобности лишний раз не входить. Друзей в Москве у нее по-прежнему не было, она не подружилась даже с одноклассниками, сама не зная почему. Зато перед Гитой были распахнуты все двери. Выставки, квартиры с сомнительной репутацией, мастерские в аварийном состоянии, где рисовали голых натурщиц. Огромная, полная загадок и волнующих открытий студия ее отца, известного скульптора, где на полках и стеллажах выстроились ряды крынок, античных голов и