- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (61) »
Юрий Литвин Затерянный мир
ПИСАТЕЛЬ
Решил как-то Вовка Якорь писателем заделаться. Узнал, что те деньги немерянные получают. А то Ахинора, жена пристает постоянно: «Дай денег, дай денег!» Заколебала дурра здоровая. Вобщем сидит Вова за столом трезвый, думает о чнем бы таком написать эдаком? Ну вот, например, стол. Да? Да. За столом мужик сидит. Год сидит, два сидит, три… На четвертый подошли к нему, а он уже и не живой. Ну потом, что? Потом похороны, родственники придут, кто плачет. Кто смеется втихую. О! Как Ахинора за стенкой по телефону. Ну из-за имущества там разногласия начнутся, как же без этого. Перегрызутся между собой как собаки, пео-человечески. Да. Потом кладбище. Пихнут мужика в яму и нету его. Вот и все дела. Напьются на поминках все кроме него, как свиньи, тоже по-людски. И так себя вдруг Володьке жалко стало, что слезу непрошенную рукой татуированной по щеке размазал даже. И карандаш сломал. А тут и Ахинора Степановна зашла незаметно, поглядела на муженька, плюнула в сердцах и думает: « У-у, сука такая, все пишет, пишет, писатель великий, глаза б мои не видели!» Пишет Володенька, трудится, потеет, не работает нигде, сволочь…
ПЕТЯ – БОЛЬНОЙ
Ну, а может это врач? Дам ему ногой пинка!
Петр Иванович Рожок вызвал на дом врача. Ну не то чтобы заболел, а больничный понадобился. Стал ждать. А в мозгах куриных одна мыслишка только и вертиться. В стихах: «Что ж за врач придет ко мне с толстой сумкой на…» Короче понятно. Прежде всего, надо было приготовиться самому. А что лучше всего отличает заболевшего человека от здорового как не компресс? Давай Рожок, вперед, крути компрессы и на горло, и на глаз, и на задницу. Долго перед зеркалом крутился Петр Иванович, в результате повязал мокрую тряпку на шею, вода по животу волосатому потекла. Брр… противно. Ладно. Разделся, лег. Майку почище натянул и давай думать, где врачей рассаживать. Припер стул, поставил у кровати. Сел на него. Пощупал, крепок ли? Крепок оказался. Посидел подумал, а вдруг двое придут? Притащил второй, рядом поставил, потом один напротив другого, тоже неплохо получилось. Еще подумал и за третьим побежал. Мелькнула по дороге предательская мыслишка: « А вдруг четверо?», и даже привиделись строгие лица трех врачей в белых халатах, восседающих напротив кровати, и их немой укор: «А четвертому?» А четвертый докторишка старенький такой, хилый с чемоданчиком у двепей мнется. Рожок даже головой помотал, чтобы кошмар отогнать, перекрестился на всякий случай и в углу комнаты примостил табуреточку, из кухни. Мало ли? После чего почувствовал полный упадок сил, застонал для натуральности и рухнул в кровать. Стал дальше думать, и не хотел, а мысли сами в голову-то лезут. Куда ж их девать? « А какой врач ко мне придет?» «А как себя с ним вести?» И вдруг! Главное забыл! «Лекарства!» Мигом приволок старинный сундучок, в котором лекарства хранились и на табуретке, что для старенького доктора предназначалась и расставил. После еще раз все стулья выровнял, как положено, так чтобы небольшой консилиум не стыдно было проводить при необходимости, полюбовался на дело рук своих грешных и лег. Закрыл глаза и опять началось: « А вдруг женщина придет, интересная?» « А я в неглиже?» « Ну уж нет, лучше я буду в майке, чем больничный не получу!» И хотя образ симпатичной молодой докторши преследовал Рожка, галстук Петя надевать не стал. « О! А вдруг у нас роман получиться? Она же женщина интересная, да и я ничего, мужчина видный!» Петр Иванович вскочил, подбежал к зеркалу, почему-то раскрыл рот и проверил коренные зубы. Оказались на месте. Он смутился, дернул вялым бицепсом и вернулся в кровать. «Ой! А не дай бог практикантку пришлют! Залечит она меня!» « Не то лекарство, точно выпишет. Нет, я ей сразу скажу, ничего мне не выписывай, только больничный и все!» «ОЙ!» Рожок аж подпрыгнул. «А вдруг мужчина придет опытный, раскусит он меня, как пить дать. Его же не обольстишь, как ту женщину интересную. Или обольстишь?» «Нет!» «Ему ж деньги надо будет дать!» «Ой!!!» «А вдруг педераст, какой-нибудь придет. Бывает же такое? Ласковый. Скажет снимите маечку я вас послушаю, снимите трусики, я вас пощупаю…» «Тьфу, гадость какая все время в голову лезет!» «А хотя всякое может быть, вполне… Например садисты!» «Да, врачи-садисты. У них шприцы специальные, заколют насмерть, а потом порежут на органы…» У Петра Ивановича от волнения даже температура поднялась. И тут звонок в дверь… «Открывать, не открывать?» Делать нечего, больничный нужен, пошел открывать. На пороге стоял не врач-садист, не врач-женщина интересная, а просто Ярослав Иванович Пасенков. Он хмуро осмотрел Петра Ивановича из-под густых черных бровей и произнес недовольным баритоном: – Тебя только за смертью посылать… Чего это ты такой? Петр Иванович пощупал компресс и прохрипел: – Болею… – Зарядкой надо заниматься,– произнес наставительно Пасенков и отодвинув Петра Ивановича прошел в комнату, мурлыкая под нос: «Но сурово бровки мы насупим, если враг захочет нас сломать». Допел, сказал: – Так вот, Петя, – осмотрел мебель, алчно окружившую кровать, и спросил: – А что тут за колонный зал дома союза? – и не ожидая ответа захрустел попавшимся под руку яблоком. – Я врача вызвал… – Хм… – Пасенков задумался,– а ты слышал, что врачи нынче все из Индии, кришнаиты. Восточная медицина. Они на твоих стульях и сидеть-то не будут! – Как это не будут? – обиделся Рожок,– У меня отличные стулья! – Говно у тебя, а не стулья! Они на полу сидеть обучены. И молиться. Харри, там Ара, Харри, Кришна. Понял? Какой ты тупой все-таки! Пасенков подмигнул Рожку и закружился по комнате в медленном индийском танце, напевая: «Харри Кришна бровоньки насупит…» Натанцевавшись, Ярослав Иванович прекратил свое незатейливое кружение и вполне конкретно сказал: – Денег займи… – Нету,– решительно ответил Петри Иванович,– мне еще с врачами рассчитываться. Пасенков погрозил ему пальцем: – У нас медицина бесплатная! Ты что не в курсе? – он сотворил ужасно жалостливую гримасу,– Бедняга, все в курсе, ты нет. Теперь знай! А раз врачу платить теперь не надо, то денег мне займи! Рожок упрямо и отрицательно помотал головой. – Но сурово бровки мы насупим… – пропел Пасенков угрожающим тоном и стал собираться, видя что песни его должного эффекта, как впрочем и танцы не произвели. Они ушел хлопнув дверью и оставив на столе качан загрызенного насмерть яблока. Еще одно он унес с собой. Петр Иванович с омерзением зацепил качан двумя пальцами , подошел к окну, открыл форточку и бросил его вниз. И тут за спиной раздался суровый
- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (61) »