- 1
- 2
- 3
- 4
- . . .
- последняя (52) »
смотрю на его лицо. Оно все такое же каменное. Когда я поблизости, он вечно будто кирпичей обожрался.
Всегда рычит, орет и злится.
– В окно смотри, – рявкает зло.
Резко повернув голову, сжимаю кулаки.
Если бы не этот чертов мороз, я бы даже близко не села в его машину.
Магазины, тротуары, мужик с елкой…
– Останови… – прошу, вывернув шею.
Не реагирует, продолжая движение.
– Останови! – выкрикиваю, развернувшись.
– На фига? – рычит он.
– Там… котёнок…
Смотрит на меня с выражением полного неверия на лице.
– Что там?
– Котенок! – хватаю его за куртку на плече. – Останови машину!
– Где?! Посреди проспекта? Угомонись!
Бросаюсь к двери и отстегиваю ремень, как только машина тормозит, встав в пробку.
– Алена, твою мать!
Выскочив, несусь назад, огибая тыкающиеся в пробке машины и получая в ответ злые сигналы. Впившись глазами в рыхлый снег, пытаюсь разглядеть крошечный черный комочек, и молюсь, чтобы его не раздавили…
Сажусь рядом, устроив Черныша на коленях. Улыбаюсь, когда начинает мять их и топтаться, с любопытство глядя на колени Баркова. – Скоро поедим, – чешу за маленьким ухом. – Молочка… – Молочка не надо… – летит из открытых дверей лаборатории. – Воды, и корм сейчас подберем. Вцепившись когтями в джинсы Никиты, забирается на его бедро. Протянув руку, он чешет длинными пальцами черную макушку. Маленькое помещение приемной заполняете довольное кошачье мурчание. Кусаю губу и улыбаюсь, посмотрев на Никиту. Ловит мой взгляд, продолжая баловать котёнка. Мое дыхание останавливается. Он так близко, что у меня опять начинается. Ступор и все прочее. Глаза сами падают на его губы. Полные и застывшие в полуулыбке, а его глаза вдруг падают на мои губы. Все краски стекают с лица, и сердце замирает. Резко выпрямившись, Барков вдруг становится самим собой. Отдирает от своей штанины Черныша, и вручает мне, вставая. – На улице жду, – бросает, прежде чем хлопнуть дверью. Поджав подрагивающую губу, смотрю на котёнка. – Ну и проваливай. Больно нужен. *** Окна дома подозрительно не горят. На первом – только в коридоре, а на втором вообще все черное. Обычно у Барковых на
Глава 2
– Как ты сюда попал, дуралей? – бормочу, расстегивая куртку и засовывая за пазуху дрожащее тельце. Бедненький… – Ты больная?! – орет Барков, развернув меня за локти так, что я чуть не упала. Опомнившись, смотрю по сторонам, а потом испуганно смотрю на Никиту. – Его чуть не раздавили, Ник… Хочет сказать какое-то дерьмо, но потом сжимает челюсти до пляшущих желваков и на секунду прикрывает глаза. – Валите отсюда, деграданты! – летит в нас вместе с воем клаксона. – Варежку закрой! – орет Барков, резко повернув голову. – Понаделают дебилов! Сдавив рукой мои плечи, прижимает их к себе и тащит к машине, лавируя в этой пробке. Все мое внимание сконцентрировано на дрожащей у меня под курткой крохе, поэтому я даже не замечаю, как оказываемся у нашей БМВ. Она мигает аварийкой, и нас стопроцентно все ненавидят. – Ему, наверное, к ветеринару надо, – хватаю с сидения свою сумку, вместо того, чтобы его занять. – Сядь в машину, – надавливает на мою голову Никита, заставляя сесть. Сбрасываю его руку, но он преградил мне дорогу, зажав у двери. Смотрю на него снизу вверх, говоря: – Едь. Я сама доберусь, мне надо в ветклинику. – Сядь в машину, – опять кладет ладонь на мою шапку. Сам он без неё, и у него уши красные. – Отстань, Барков! – пихаю его в грудь. – Я дальше сама! Протяжный гул клаксона заставляет его обернуться. Вновь посмотрев на меня, требует: – Алена, сядь, блин, в машину! – Но… – Да чтоб тебя! Скрутив, бесцеремонно толкает в салон, и захлопывает дверь с такой силой, что мне хочется прикрыть уши. – Мяв… Мелкие коготки впиваются в мою толстовку так, что приходится отдирать от неё Черныша, и я боюсь, как бы он не вырвал клок ткани. – Какой худой, – тараторю, как только Никита оказывается в машине. – Все косточки наружу… А глаза какие испуганные… Барков вдыхает так, будто всосал в себя весь кислород в салоне. – Бедненький… – Мяв-мяв… Мы трогаемся, и я лепечу: – Думаешь, он блохастый? – Прям всю голову сломал, – тормозит у тротуара так, что меня бросает вперёд. – Я тебя не заставляю нас везти, – взвиваюсь я. – Можешь высадить нас на остановке! – Чтобы ВЫ там от дубака скопытились? – делает тонкий голос, копируя меня. – И мне отец башку оторвал? – А она у тебя есть? – цежу я. – Не замечала. – Наверное потому что в твою мозги забыли положить, – цедит он в ответ. Пихаю котёнка назад за пазуху, пыхтя от злости. Сделав ещё пару вдохов, сквозь зубы спрашивает: – Ехать куда? – Откуда я знаю? Я что, Яндекс Карта? – Алена, у тебя тридцать секунд. Сжав зубы, достаю из кармана телефон и загружаю приложение. – Горького 71… Это где памятник… – Разберусь. *** – Обезвоживание и недовес… – жалостливо поглаживает котёнка парень-ветеринар, удерживая Черныша на большом металлическом столе. – Это опасно? – также жалостливо хнычу я. – При правильном уходе – нет, – щупает крохотные косточки. – Где вы его взяли? Кошусь влево, глядя на Никиту, который сидит на диване в приемной, заняв его полностью. Хмуро тычет большими пальцами по дисплею, уперев локти в колени. Наверное, пишет своей губастой Лере, а мы с Чернышом тратим драгоценный вечер его пятницы. – На дороге… – отвечаю я, как есть. – Сейчас кровь возьмём на анализ. На всякий случай. – Это больно? – смотрю в круглые желтые глаза Черныша. – Неприятно… – Капец… Зло смотрю на Баркова, который с видом очумевшего болвана качает головой, продолжая строчить в телефоне. Бесчувственное бревно. С замиранием сердца наблюдаю, как на маленькой мохнатой лапке машинкой сбривают шерсть. В стол рядом с моей ладонью упирается кулак Никиты, а сам он становится за моей спиной. – Мяв. – Потерпи… – шепчу. – Так надо. Тихое дыхание надо мной трансформируется в смешок. Повернув голову, сверкаю глазами. Игнорируя, Барков кивает на стол, мол «смотри». Вокруг многострадальной лапки затягивают крошечный жгут и, вгоняют в неё иголку. – Осторожнее… – прижимаю к груди руки. Черныш издает очередной скулящий «Мяв», глазами прося у меня помощи, пока трубка катетера наполняется его кошачьей кровью. – Вот и все… – объявляет ветеринар, освобождая моего кота. – Посидите минут десять. Проверяю намотанную на его конечность «повязку» из пластыря и прижимаю к себе. Подняв глаза на Никиту, буркаю: – Что? – Ничего, – проводит рукой по своим светлым волосам и идёт к дивану.Сажусь рядом, устроив Черныша на коленях. Улыбаюсь, когда начинает мять их и топтаться, с любопытство глядя на колени Баркова. – Скоро поедим, – чешу за маленьким ухом. – Молочка… – Молочка не надо… – летит из открытых дверей лаборатории. – Воды, и корм сейчас подберем. Вцепившись когтями в джинсы Никиты, забирается на его бедро. Протянув руку, он чешет длинными пальцами черную макушку. Маленькое помещение приемной заполняете довольное кошачье мурчание. Кусаю губу и улыбаюсь, посмотрев на Никиту. Ловит мой взгляд, продолжая баловать котёнка. Мое дыхание останавливается. Он так близко, что у меня опять начинается. Ступор и все прочее. Глаза сами падают на его губы. Полные и застывшие в полуулыбке, а его глаза вдруг падают на мои губы. Все краски стекают с лица, и сердце замирает. Резко выпрямившись, Барков вдруг становится самим собой. Отдирает от своей штанины Черныша, и вручает мне, вставая. – На улице жду, – бросает, прежде чем хлопнуть дверью. Поджав подрагивающую губу, смотрю на котёнка. – Ну и проваливай. Больно нужен. *** Окна дома подозрительно не горят. На первом – только в коридоре, а на втором вообще все черное. Обычно у Барковых на
- 1
- 2
- 3
- 4
- . . .
- последняя (52) »