class="book">***
На платформу Ворошиловградского железнодорожного вокзала можно было попасть с двух сторон: между пустырем и брусчаткой подъезда, где, собственно, и было обнаружено тело Трофимова, или со стороны основной дороги с упиравшимся в саму платформу поворотом тупика.
Пока Векслер разглядывал разношерстную группу нищих, стоявших аккурат между подъездом и самым началом платформы, Дробот зацепился с торговками, оккупировавшими дальний выход на остановку.
— Сколько раз говорить: со своими оклунками на платформу не вылазить?! Схватили рухлядь и сдрыснули на фиг, как мухи с собачьей какашки!
Он развернулся к старшему сержанту с красной повязкой на рукаве:
— Тебе, сержант, сколько напоминать?! Они у тебя скоро самогоном в разлив торговать начнут.
— От домахався. Шоб у нього в горли пирья поросло, — негромко сказала своей товарке молодая, немного потасканная торговка.
— Что ты там сипишь, пердлявочка?! — развернулся к ней капитан. — Уля! Язык не с того места выдернула? Да, глистоноша?! Сейчас заведу такую умную в дежурку, задеру твое жизнерадостное платьице венерической расцветки и отхожу ремнем — до кровавых волдырей на плоской жопе! Поговори мне еще тут, овца базарная...
Он повернулся к сержанту:
— Всех за территорию вокзала. Быстро!
— Капитан, — окликнул его Векслер, в упор рассматривая нищих, — всех знаешь?
— А как же...
Немногочисленная группа вокзальных попрошаек выглядела достаточно живописно. Двое калек-ветеранов. Один, опираясь на костыль, стоял на ступе деревянного протеза согнутой в коленном суставе левой ногой. Короткая культя поверх поношенного галифе была затянута носком.
На груди тихо позвякивали две медали — «За оборону Ленинграда» и «За победу над Германией». У второго не хватало кисти правой руки, а красное, как вареный рак, предплечье, словно клешня, от запястья почти до самого локтя было разделено хирургом на два длинных пальца лучевой и локтевой костей, которыми он нервно тер теперь штанину никогда не глаженных брюк. На его рубахе вразнобой висели четыре наградные планки: две в сцепке и еще две порознь. Рядом топтались три испитые тетки, та, что помладше, — с синдромом Дауна, и несколько алкоголиков разной степени опущенности.
— Как жизнь, босота?!
— Сидим, пердим — небо коптим, начальник, — лениво ответил за всех инвалид с клешней и протяжно зевнул.
— Он ряженый, — вдруг сказал майор, не сводящий сверлящего взгляда с калеки.
— Конечно, дядь Жень! — заржал участковый. — Старый знакомый, в смысле состариться можно, его похождения пересказывая.
— А чего старый-то? Чего?! — взъерепенился вдруг мужик. — Я у тя шо-то крал?! Шо ты с меня жизню цедишь? — заорал он благим матом на весь вокзал.
Дробот чуть набычился, опустил голову и сделал ровно один шаг.
— Ща приморю, падаль... Захлопни поддувало!
Мужик тут же заткнулся и, как-то разом выдохнув и сгорбившись, полез в нагрудный карман рубахи за папиросами.
— Старшина! — повернув голову, позвал Векслер. И когда тот подошел, скомандовал: — Этого — в дежурку!
***
В полуподвальном помещении дежурной части линейного отдела железнодорожной милиции, ютившейся с противоположного от платформы глухого торца вокзала, осталось пятеро: два офицера, кинолог с собакой и истеричный инвалид.
— Ну, колись: из-за чего в этот раз кальсоны в жопу забились, а? Чё пасть разнуздал при людях? Просохнуть не успел или на кочергу сел, синяя рожа? — терзал капитан заметно трясущегося мужика.
— Валентиныч! Хлебом клянусь! Штырит меня... Траванулся вчера чемером*, паскудно мне... Прости, родной, бес попутал!
— Мне такую родню, как ты...
— Валек... — перебил его вдруг Векслер. — Тут спиртное продают где-нибудь?
Участковый удивленно посмотрел на майора.
— Конечно, дядь Жень, в буфете за кассами...
— Узлов, не в службу, а в дружбу... — отсчитывая деньги, обратился оперативник к старшине. — Метнись, пожалуйста, с Фросей на вокзал и купи один мерзавчик водочки. Прямо сейчас! — Векслер отдал ему деньги и добавил вслед уходящему кинологу: — И пирожок какой у бабок. Сейчас мы тебя полечим, — обратился майор к мужику.
Буквально через пару минут перед попрошайкой появился стограммовый пузырек и пирожок с капустой.
Отказавшись от стакана, тот буквально высосал водку из горлышка и лишь понюхал разломанный пополам пирожок.
— Харчами брезгуешь? — недовольно пробурчал Дробот.
— Закусь градус убивает, — пояснил нищий.
— Отпустило? — участливо поинтересовался Векслер.
— Ну, не так, шоб сразу, но дыхание в нашем организме теперь присутствует, — ощерился гнилым ртом собеседник.
Сидящий на кромке стола майор накренился к самому его лицу.
— Рассказывай. Почему ты так испугался, когда нас увидел?
Нищий заерзал на кресле.
— Твой испуг как-то связан с убийством замначальника вокзала?
Тот замер.
— Да я тут ваще не при делах, начальник! — чуть согнувшись, просипел он.
— Чего шепотом, кого боишься? — поднял брови Векслер.
— Не томи, гунявый! — вмешался участковый. — Ты не партизан в гестапо. С твоей-то красной рожей и глазами срущего лесника выглядишь совсем жидко. Будешь косить на вольтанутого — закрою в пердильник, посмотрим, сколько ты протянешь без своего стенолаза, — кивнул он на пузырек.
Мужика заметно трясло.
— Еще соточку? — участливо спросил майор.
Тот, икнув, лихорадочно качнул головой.
— Командир, расслабься, — остановил полезшего вновь в карман майора Дробот.
Офицер вышел на перрон и буквально через минуту вернулся с дежурным старшиной. Тот, густо покраснев, полез рукой за настенную панель и выволок оттуда запечатанную сургучом чекушку.
— Соточка сейчас, остаток с собой, премия... Но ты нам рассказываешь все и не пытаешься соврать. Договорились? — приготовился налить в чистый стакан Векслер. — Или, клянусь, мы тебе жизнь капитально испортим.
Мужик опять судорожно кивнул и впился глазами в пузырик.
***
Опергруппа, умостившись в легковушке областного отдела УГРО, легко катила по весеннему Ворошиловграду.
— Шила?
— Ага, Юрок Шилин, босяк с Горской. Все никак не закрою утырка. — Дробот недобро улыбнулся. — Чую ж ведь, крутится мелкий выпердыш в какой-то гнилой теме, а прихватить повода не было. Да... И за вокзал я не подумал, а его оттуда калачом не выманишь. Ну, теперь не спрыгнет. Душу с этого сучонка я сегодня-таки выну... И пусть молится, чтоб взад поставил, — заржал участковый.
— Валек!.. — начал было Векслер.
— Да помню я, помню, командир!
— Смотри мне... — Оперативник вдруг повернул голову к Узлову: — Старшина, почему у тебя