с показным равнодушием бросил Фрай, поудобней перехватывая дубину, — а потом приходится до города без порток ковылять.

— Верь не верь, а придётся! — прокричал голос, и пара стрел вонзилась в землю в нескольких шагах от лошади святого отца. Луками неизвестные владели вполне себе хорошо, и, судя по всему, уже окружили двух застывших посреди дороги всадников.

Снежку дерево не перепрыгнуть, поворачивать назад, подставляя спину под стрелы тоже резона нет. Значит…

— Не стреляй, сдаюсь! — прокричал Хиттер Фрай, разжав пальцы. Очистительница, укоризненно стукнув, упала в дорожную пыль. Вскоре там же оказался щит.

— С лошадей слазь! — прозвучала команда.

Наёмник со вздохом последовал указанию. Потрепал по холке Снежка, повернулся к священнику — тот мелко трясся и седло покидать не спешил.

— Тебе что, особое приглашение нужно? — прошипел Фрай и дёрнул непонятливого клиента за край сутаны. Тот забарахтался, запутался в стременах и неминуемо упал бы, не удержи его наёмник. Так они и стояли рядом — полный, за счёт ширины плеч почти квадратный арангиец, внушительный, бесстрастный, и маленький, испуганный, похожий на ощипанного утёнка проповедник с потной лысиной и бегающими глазками — когда из-за деревьев стали появляться люди.

Зелёные и коричневые куртки, капюшоны, кожаные шапки, широкие крестьянские лица, усы и бороды. Велласконские крестьяне так же походили на арангийских, как лишайные степные шакалы на сытых лесных волков. В Аранге свободный землепашец — основа армии, желанный гость на городском рынке, крепкий, степенный хозяин своей земли. Велласконский же всем своим видом внушал острую жалость и желание опустить глаза, чтобы не встретиться ненароком с этим тяжёлым, отупевшим взглядом. Было в этих людях, замордованных непосильными поборами и произволом господ, что-то скотское, безмолвная обречённость, провоцирующая беззащитность. Но те, кто выходил из леса, не были похожи на скот. Они были волками.

Хиттер видел это в преждевременных морщинах на молодых лицах, в тёмных глазах, смотрящих дерзко и внимательно, в мозолистых руках, уверенно сжимающих оружие. Вчерашние крестьяне, сменившие соху на длинный тисовый лук, деревянные хибары на лесные чащобы, сбор урожая на сбор монет, звенящих в чужих кошельках. Разбойники, такие разные и такие похожие.

Опытный глаз Фрая заприметил в толпе лесных удальцов парня лет восемнадцати, резко отличавшегося от остальных. Держался он очень уверенно и был одет в богато расшитую тунику редкого для Велласкона лилового цвета — такую ткань привозили из Аранги, и стоила она недёшево. Пояс с золотыми вставками, на нём болтается добротный охотничий нож в простых ножнах. Лицо узкое — слишком красивое и слишком правильное для крестьянина, длинные тёмные волосы перехвачены тесёмкой. Глаза, тоже тёмные, непонятного цвета — будто подёрнуты какой-то пеленой — смотрят дерзко и испытующе. Вот они остановились на священнике, и произошло страшное…

Лицо молодого человека исказила такая ненависть, какой Хиттер не видел ни на одном поле боя.

— Еронимус, — прошипел темноволосый, не отрывая взгляда от замершего святого отца, — вот так встреча!

Сколько занял путь до стоянки разбойников, Фрай, хоть убей, не понял. Их вели какими-то неприметными тропами, постоянно петляли, путали следы, то спускались в овраги, то поднимались на заросшие лесом пригорки. При всём при этом, общее направление Хиттер, не раз пересекавший Великую Степь, приблизительно запомнил. «Если что, — думал он, — обратно на тракт я выберусь». Однако настрой Теобальда (так звали разбойники своего вожака) весьма красноречиво говорил о том, что наёмнику вряд ли доведётся воспользоваться этим знанием. Темноволосый голодным стервятником кружил вокруг Еронимуса, ежеминутно суля ужасающие кары за прошлые проделки. Из этой по большей части бессвязной болтовни арангиец, холодея, уловил, что когда-то Еронимус объявил «нечистой» целую деревню, но не всё прошло гладко, и части еретиков удалось скрыться в лесах — собственно, к ним в руки они и попали. Хиттер Фрай хотел было втихую расспросить самого Еронимуса, но теперь уже святой отец играл в тупого варанга — на ходу трясся и молился своему Создателю, никак не реагируя на происходящее вокруг. Всё это очень не нравилось наёмнику.

До лагеря дошли почти в сумерках. Представлял он собой обширную поляну с вырытыми тут и там землянками, которые можно было различить по торчащим на поверхности хворостяным крышам. За деревянной изгородью бродило несколько коз и свиней.

— Приведи отца, скорее! — крикнул Тео (так Хиттер обозвал его для краткости) парню, вышедшему навстречу. Тот опрометью метнулся к одной из землянок в центре поляны.

Тем временем остальные начали осмотр добычи. Скосив глаза, Фрай видел, как чужие руки шарят по его седельной суме, как нервничает и топчется на месте Снежок, недобро зыркая на незнакомых людей. Затем пришла их со священником очередь. Первым делом в руки лесных удальцов перекочевали медальоны — пятиугольная пластинка Культа Создателя на серебряной цепочке и бронзовое солнце арангийца. Затем — кошели и кисеты. Кто-то бдительный проверил обувь — так Фрай лишился засапожного ножа. Сапог тоже вскоре лишился — взамен получил истоптанную и худую, чудом не развалившуюся пару. У наёмника забрали плащ, пояс и подшлемник, велели снять потрёпанную бригантину — он подчинился. Разбойники, порядка ради, заглянули святому отцу под сутану.

— Не баба! — объявил один. Остальные заржали.

— Жалко, что не баба, — притворно вздохнул кто-то, — ласки хоцца!

— Иди ко мне, приласкаю! — прокричал другой, помахивая отобранным у наёмника ножом. Снова грубый гогот, но что-то быстро он оборвался — видать, начальство пожаловало, смекнул Хиттер. Действительно, разбойники поспешно расступались, освобождая дорогу двоим мужчинам. Одним из них был тот парень, которого Тео посылал за отцом. Другой, с копной серо-седых волос на голове и окладистой бородой, ступал как-то неестественно плавно и держался за руку своего спутника. Фрай тут же понял почему: на месте глаз у пожилого мужчины были две уродливые сине-красные язвы.

«Калёное железо», — угадал наёмник, и внутри него всё замерло. Глаза в Велласконе выжигали особо опасным преступникам.

— Отец! Иди сюда! — воскликнул Теобальд. — Посмотри, кто попал к нам в руки!

Слепой тяжело шагнул вперёд, потом достаточно уверенно добрёл до злосчастного священника и возложил дрожащие ладони на его бритую голову. Большие пальцы коснулись крепко сомкнутых век.

— Я хотел бы выдавить твои проклятые глаза, Еронимус, — прошептал