дальнейшей судьбой никто не интересовался.

Второе же требование было и вовсе пустяковым: заморозить все космические программы. Исключение было сделано лишь для беспилотных аппаратов, чьи функции никак не были связаны с исследованиями космоса: метеоспутников, спутников связи и низкоорбитальных станций.

Последняя международная космическая станция была законсервирована примерно полвека назад в соответствии с единогласным решением стран-участниц проекта, признавших его неоправданно затратным и бессмысленным.

Отныне космос был закрыт для людей — так стоило ли тратить ресурсы на то, в чём нет перспективы?

Что послужило причиной данного требования, не знал никто — а сами флойды от объяснений воздержались. Они в принципе отличались сдержанностью и немногословностью, даром что свободно изъяснялись на всех земных языках, включая экзотические и редкие.

Поначалу, конечно, были сложности. Появление флойдов на Земле вызвало массовую истерию. Люди, до этого весьма осторожно допускавшие гипотетическое существование инопланетных цивилизаций, вдруг столкнулись с одной из них в реальности — столкнулись грубо и жестко, без прелюдий и экивоков. Было от чего сойти с ума. Человечество оказалось попросту не готово к столь радикальным переменам, многие поначалу отказывались верить в происходящее, не без оснований полагая это сверхсекретным проектом одной из сверхдержав, иначе говоря, искусной мистификацией: самих флойдов они, должно быть, приняли за спецназ в странных костюмах, а демонстрацию их технологий сочли мастерски сработанными спецэффектами. Были недовольные и несогласные, по мегаполисам и крупным городам прокатилась волна митингов, беспорядков, погромов. Активировались религиозные фанатики, сектанты, юродивые и умалишённые… А потом председатель Совбеза ООН выступил с официальным заявлением, поставившем точку в спорах и положившим конец слухам и кривотолкам.

Когда же отрицать очевидное стало бессмысленно, не все смогли принять это как данность: кто-то ударялся в панику, бросался в бега и уходил в леса, стремясь оторваться от цивилизации; кто-то старательно делал вид, что ничего не произошло, каждый вечер исподтишка мониторя источники информации в поисках свежих новостей; кто-то, сохранив внешнее спокойствие и невозмутимость, сломался внутри, утратив смысл существования.

Но время шло, а глобального геноцида, которого так опасались (и ждали), не последовало. Беспорядки улеглись, биржу перестало штормить, новостные сводки прекратили пестреть ярко-красными заголовками с пометкой "молния", экспертам и аналитикам надоело ломать копья в бесконечных дискуссиях. Люди — по крайней мере, в большинстве своём — успокоились и, засучив рукава, принялись за работу. Мечи перековали на орала, танки и баллистические ракеты переплавили в сельскохозяйственные комбайны. Сменились поколения, появились новые профессии, новые книги, новые правила этикета, новые байки и анекдоты. И лишь те, кто зачитывался в детстве классикой научной фантастики, продолжал втайне грезить о звёздах и мечтать, что когда-нибудь людям будет открыта дорога в небо.

ООН, кстати, флойды не упразднили. Так же, как и ЮНЭСКО, и ВОЗ, и другие надгосударственные структуры. Они вообще не стали вмешиваться в сложившееся геополитическое устройство мира, ненавязчиво порекомендовав лишь одно: нивелировать все разночтения во внутренних сводах законов отдельных государств, приведя их к адекватному общему знаменателю. Впрочем, "рекомендация" эта была подана в форме, мало чем отличавшейся от приказа, так что никто не посмел ослушаться.

Нет, упрекнуть флойдов в жестокости было бы несправедливо. Никакого насилия, никаких ритуальных жертв, никаких навязанных идеологий, никакой деспотии и диктатуры. Напротив. Всё, что незваные гости сделали для Земли и её обитателей, можно было трактовать только как безусловное, неоспоримое благо — и никак иначе.

Чтобы полностью восстановить озоновый слой, им понадобилась всего неделя. Очистить заражённые радиацией участки земли, видимо, оказалось сложнее — на это ушло полгода. А процесс коррекции климата занял добрых десять лет.

Зато теперь от Сахары остался лишь крохотный пятачок размером с Кипр в самом центре материка; пыльные бесплодные пустоши Северной Америки и Австралии зеленели густыми лесами; огромные территории шельфа, поднявшиеся из океана после того, как вода отступила, использовались под сельское хозяйство. Неизлечимые болезни были забыты, продолжительность жизни увеличилась вдвое, а в искусстве и культуре настал небывалый расцвет.

В политику, как и в иные сферы жизни, флойды не лезли. Мимоходом продемонстрированной ими мощи с лихвой хватило, чтобы люди сообразили, что трепыхаться бессмысленно. К тому же без ядерного оружия любые вооружённые конфликты быстренько бы скатились до уровня начала двадцатого века. Поэтому очень скоро все войны прекратились сами собой.

Экономика тоже постепенно адаптировалась к новым реалиям. Как-то незаметно погоня за модными новинками и спровоцированное ей перепроизводство сошли на нет, уступив место рачительности, практичности и разумному потреблению. Людям и без того было чем заняться: флойды предоставили лишь сами технологии — всю механическую работу нужно было выполнять самим. Строить электростанции, рекультивировать земли, отвоёванные у пустынь, налаживать производство. Постепенно новые приоритеты вытеснили прежние. Люди перестали жить по принципу "после нас хоть трава не расти", перестали гнаться за сверхприбылью, научились бережно относиться к природе. Поняли, что чрезмерные излишества и гипертрофированная роскошь смешны, глупы и бессмысленны. Парадокс — но именно благодаря существам, не принадлежащим к человеческой расе, люди стали наконец похожи на людей.

Неудивительно, что в результате столь кардинального переосмысления жизненных целей и ценностей искусство и творчество всех сортов и видов получило небывалый расцвет. Воскресали забытые жанры, создавались новые. Когда отпала необходимость ежечасно думать о хлебе насущном, естественная тяга к прекрасному, естественное желание созидания и самореализации толкало многих на творческий путь. Писались картины, ваялись скульптуры, сочинялись стихи, снимались фильмы. Как-то само собой появилось негласное правило: стало дурным тоном упоминать в художественных произведениях флойдов и рассуждать о том, какие цели они преследуют и что ими движет. Люди не то чтобы боялись, что "добрые самаритяне" прочтут о себе нечто нелицеприятное и обидятся на своих подопечных, нет. Это было попросту не