героизм, любовь к Родине, стойкость людей морских профессий, с «морской душой» — основная задача, которую ставят перед собой писатели-маринисты.

Хорошо сказал о том, что такое «морская душа», Леонид Соболев: «Морская душа — это решительность, находчивость, упрямая отвага и непоколебимая стойкость. Это веселая удаль, презрение к смерти, давняя матросская ярость, лютая ненависть к врагу. Морская душа — это нелицемерная боевая дружба, готовность поддержать в бою товарища, спасти раненого, грудью защитить командира и комиссара.

Морская душа — это высокое самолюбие людей, стремящихся везде быть первыми и лучшими. Это удивительное обаяние веселого, уверенного в себе и удачливого человека, немножко любующегося собой, немножко пристрастного к эффектности, к блеску, к красному словцу. Ничего плохого в этом «немножко» нет. В этой приподнятости, в слегка нарочитом блеске — одна причина, хорошая и простая: гордость за свою ленточку, за имя своего корабля, гордость за слово «краснофлотец», овеянное славой легендарных подвигов матросов гражданской войны»^[4].

Не было в годы Великой Отечественной войны предела мужеству и храбрости советского моряка.

Один среди морских волн после гибели своей подводной лодки (шедшей надводным ходом), лейтенант Ильин — герой новеллы А. Крона «Трассирующие звезды» — услышал, наконец, шум приближающегося катера. Чей это только катер? (Ильин держался все время на воде за плавающую мину, как за спасательный буй).

«Надо кричать, стараться, чтоб его услышали, заметили. Если катер свой — он спасен. Если же нет — пусть эти скоты приблизятся,— удара рукоятки пистолета по запальному стакану мины будет достаточно, чтобы взлететь в воздух вместе с фашистским катером и всей его командой. Это настоящая смерть, и для того чтобы умереть так, стоило жить.

Он еще раз взглянул на небо. Трассирующие звезды превратились в сверкающий поток — от этого зрелища было трудно оторваться. Ильин набрал в легкие воздух и закричал. Это не был жалобный вопль утопающего. В его голосе звучали радостная сила и вызов».

Новелла на этом заканчивается. Автор не говорит нам, что произошло дальше, ибо важно не это. Важно то решение, которое созрело у лейтенанта Ильина: оно свидетельствует о крепости его духа, о его морской душе.

А мужество и самообладание командира подводной лодки, оказавшейся в ледяном плену — под толщей неожиданно замерзшего залива — в новелле Л. Соболева «Грузинские сказки»!

Животворным источником нашей силы в борьбе с немецкими захватчиками были дружба и единство народов. Совместному труду людей разных национальностей во имя победы над врагом посвящена новелла эстонского прозаика А. Хинта «Полный вперед!»

О борьбе латвийских рыбаков против гитлеровцев, об испепеляющей ненависти к врагу рассказал известный латвийский писатель Вилис Лацис в новелле «Случай на море».

Герой каждой новеллы, вошедшей в этот двухтомник — это сгусток энергии, силы воли, мужества человека морской профессии всюду — на воде, под водой, на берегу.

Морская стихия и в настоящее время порождает самые драматические ситуации, заставляет порой решать сложнейшие задачи, требующие сметки и отваги. Со стороны представляется непонятным, зачем гонять из Севастополя в Новороссийск в жесточайший шторм эсминец, как это происходит в новелле Г. Гайдовского «Спасибо, товарищи!» Но этот рейс — суровое испытание, которое должен пройти каждый, кто стремится стать настоящим моряком.

И в мирное время, в рабочих буднях моряка всегда есть место подвигу — эта тема особенно ярко раскрыта в новелле грузинского писателя А. Ломидзе «Моряна».

Огромный вклад в разработку этой темы вносят писатели, у которых увлечение морской романтикой сочетается с серьезными морскими знаниями. Многие из писателей-маринистов являются профессионалами-моряками. Они пишут о том, что великолепно знают, что пережили, испытали лично. Многие принимали участие в морских сражениях во время гражданской и Великой Отечественной войн, неоднократно выходили победителями в поединках с морской стихией в мирное время. Свои знания и опыт они передают младшему поколению, воспитывая в нем смелость, самоотверженность, мужество, готовность к самопожертвованию, преданность делу отцов, делу революции.

Прекрасно, хотя и сурово сказал об этой традиции поэт-балтиец Алексей Лебедев, погибший в одном из походов подводной лодки: «А если сын родится вскоре, ему одна стезя и цель, ему одна дорога — море, моя могила и купель».

Продолжая и развивая военно-патриотическую тематику, советская маринистика все чаще обращается к морякам торгового флота и судостроителям, рыбакам и китобоям, докерам и водолазам, находит среди них выдающиеся образцы человеческого мужества, проявленного в борьбе с морской стихией, в преодолении трудностей.

Тема самоотверженного труда советского человека — одна из основных тем многонациональной советской маринистики, которая развивается на основе сочетания глубокого советского патриотизма и социалистического интернационализма.  

Андрей Недзведский

Борис Лавренев ВЫСТРЕЛ С НЕВЫ

23 октября 1917 года шел мелкий дождь. «Аврора» стояла у стенки Франко–русского завода. Место это было хорошо знакомо старому крейсеру. Это было место его рождения. С этих стапелей в 1900 году новорожденная «Аврора» под гром оркестра и салют, «в присутствии их императорских величеств», скользя по намыленным бревнам, сошла в черную невскую воду, чтобы начать свою долгую боевую жизнь с трагического похода царской эскадры к Цусимскому проливу.

По мостику, скучая, расхаживал вахтенный начальник. Направо медленно катилась ко взморью вспухшая поверхность реки серо–чугунного цвета, покрытая лихорадочной рябью дождя. Налево — омерзительно–грязный двор завода, закопченные здания цехов, черные переплеты стапельных перекрытий, размокшее от дождя унылое пространство, заваленное листами обшивки, плитами брони, бунтами заржавевшей рыжей проволоки, змеиными извивами тросов. Между этими хаотическими нагромождениями металла стояли гниющие красно–коричневые лужи, настоянные ржавчиной, как кровью.

Дождь поливал непромокаемый плащ вахтенного начальника, скатываясь по блестящей клеенке каплями тусклого серебра. Капли эти висели на измятых щеках мичмана, на его подстриженных усиках, на козырьке фуражки. Лицо мичмана было тоскливо–унылым и безнадежным, и со стороны могло показаться, что вся фигура вахтенного начальника истекает слезами безысходной тоски.

Так, собственно, и было. Вахтенный начальник смертельно скучал. С