недостаточно негромко, так, что его расслышала колдунья и завопила на весь дом: «Ворон! Вороном назвал Оттар Медведь своего наследника!». Оттар Медведь не был мастером решать сложные дела, оттого попросту заорал еще громче: «Рагнаром! Рагнар будет его имя!»

Застолье смолчало, ибо не нашлось желающих разозлить Оттара Медведя, праздничное угощенье прошло непривычно тихо, но по всем правилам, и люди, пожелав ребенку побед, достойных Тора и мудрости, достойной Одина, разошлись.

Они-то разошлись, не дав воли языкам в доме Оттара, но Оттар-то прекрасно понимал, что этими языками они до костей оближут и его, и красавицу Гудрун, и уж тем более, его сына. Чтобы это не вошло в привычку, которая усложнила бы ему и его семье жизнь, Оттар дождался первого и, как потом говорили, даже не самого удачного случая. Кто-то из мужчин помянул их пьяным и небрежным языком. Оттар Медведь вызвал обидчика, не помнившего наутро, что он и говорил, на поединок. И поделил его надвое секирой, сделав из одного болтуна сразу двух, а также дав острастку другим острословам на будущее.

Оттар Медведь был хевдингом, малым вождем, за ним поднимали мечи около шестидесяти человек, его жизнь была в походах и боях, такая же судьба ждала и, как вы видите, дождалась и его сына.

Оттар Медведь погиб в набеге на варяжский берег, его дружина перешла под начало Рагнара, которого уже тогда звали «Рагнаром Вороном», несмотря на то, что ему минуло только четыре года. Ибо, с легкой руки Оттара, а точнее, с длинного языка колдуньи, мальчишка получил прозвище тогда, когда дети еще и имя-то свое нетвердо знают.

Его мать, красавица Гудрун, вела дом твердой рукой, и самое странное, что дружина Оттара не разошлась по другим хевдингам. Мать Рагнара была не только красива, но и умна, а к тому же еще ее посещали видения, которые редко когда не сбывались. Она сулила удачу тем, кто останется с ее сыном, а пока тот сосал грудь, с ней самой, охраняя усадьбу и добытое Оттаром добро до того момента, когда тот сам сможет водить хирд. Хирд поверил ей и остался при Рагнаре, а вернее, при Гудрун.

Само собой, что люди Оттара Медведя предпочитали не пахать и рыбачить, а воевать, и Гудрун просто-напросто стала сдавать хирд хевдингам, ищущим людей внаем за четвертую часть добычи.

Так что все остались довольны. Хевдинги тем, что всегда могли рассчитывать на хирд Оттара. Воины Оттара тем, что не сидели без дела и постепенно богатели. А Гудрун тем, что ее усадьба и земли бондэров, плативших ей подати, не были разорены случайным набегом досужего соседа.

Но было ясно, что долго так продолжаться не может, и уже с самого раннего детства Рагнар Ворон все время проводил с воинами, когда те не были в походе. В свой первый поход Ворон ушел в десять лет и умудрился остаться в живых, и вернуться домой. Перед походом хирд принес ему клятву верности и в десять лет Ворон стал хевдингом, который, как ни крути, сводил хирд в поход и вернулся домой с добычей.

Понятно, что и походом, и всем прочим заправлял кормчий Оттара Медведя, но люди помнят имена вождей, пусть даже те не могут еще толком ни грести, ни сражаться.

В пятнадцать лет Рагнар Ворон уже имел за спиной дела, достойные викинга, удача ходила в походы вместе с ним, Гудрун выдала замуж дочерей, тоже очень и очень удачно, а люди как-то и не думали, сколько лет тому, кто водил их в походы и собирал подати с земель. Какая разница, если хирд не редел, а походы Рагнара становились все более и более удачливыми?

Торговать и торговаться он не любил, добычу сбывал быстро, хотя скупые могли бы сказать, что он терял кое-что на такой торговле. Но его люди не роптали, так как добычи обычно бывало много, и стоила она очень дорого.

Друзей у Рагнара Ворона не было. С самого детства он жил каким-то своим миром, каким-то своими мыслями, которыми не спешил делиться с окружающими. Он любил войну ради войны, походы ради походов, победы ради славы, он словно был тем хевдингом, о которых теперь поют разве что скальды и которых, я думаю, не было на самом деле никогда. Но Гудрун сказала правду — никто не пожалел о том, что остался с Рагнаром.

Раньше всех иных хевдингов он уходил в море после зимы и позже всех возвращался. Люди, ходившие под его началом, были на редкость верны ему, насколько я знаю, ни один не ушел из его хирда, что, как вы сами знаете, невиданная редкость.

Так рос и богател Рагнар Ворон, прославленный мореход, мудрый хозяин и расчетливый вождь. Но что-то вечно гнало его вперед и вперед из дома, да и его люди со временем стали ему под стать. Я слышал о нескольких походах, из которых они вообще не привезли почти никакой добычи, но привезли лишь рассказы о берегах, где люди вдыхают дым из трубок, а на войне охотятся за волосами с головы врагов, которые снимают вместе с кожей. Вы можете себе представить викингов, убивших время без малейшей выгоды и пришедших зимовать с пустыми руками? Да, я тоже могу. Но представить себе, что они не бросили такого хевдинга сразу же после прибытия домой? А? То-то. И я не могу. Удача бежала за Рагнаром Вороном, а он же словно бежал от своей удачи. Однажды…

— Бю, — наконец-то сказал кто-то из слушателей, — тебя попросили лишь ответить на вопрос, отчего его так прозвали. А ты умудрился поведать целую песнь, отняв у нас кучу времени!

Старик смолк, нахохлил брови и сказал: «Вы считаете, что я даром потратил ваше время? Отлично. Тогда я дам вам совет — поставьте драккар Ворона на берегу так, чтобы из входа в фиорд он выглядел, словно пришел на зиму. И какое-то время мы сможем не бояться морских набегов. А для того, чтобы вы не стали спорить со мной, я рассказал вам о том, кого нынче лечит под моим кровом старая Эйла».

И все сошлись на том, что время, проведенное в покое, стоит того, что потратил старый Бю на рассказ о Рагнаре Вороне.

Так Старый Бю рассказал, кто такой Рагнар Ворон и почему его так прозвали.

Глава вторая, в которой Рагнар Ворон приходит в себя

Можно ли прийти в себя рывком? Рагнар Ворон, по крайней мере, пришел в себя именно так — внезапно и сразу. Не открывая глаз и не дыша, сразу же ощутил свое тело, вспомнил, кто он и где он. Прекрасно помнил он также и то, как здесь оказался. Открывать глаза он пока не стал, но изо всех сил прислушивался к тому, что было вокруг него.

В комнате кто-то неустанно бормотал себе под нос, пахло травами, теми же травами пахло и от его бороды, и от усов. Рагнар еще раз мысленно обследовал свое тело, стараясь понять, что с ним. Горела левая щека, гудела голова, левое плечо ныло сильной, тупой болью, а левую лопатку время от времени пронизывало, словно копьем. Все тело болело так, словно он попал в лапы медведя. Поочередно он