Litvek - онлайн библиотека >> Даниил Иванович Хармс >> Поэзия и др. >> Проза и сценки. Драматургия >> страница 2
молодой,
А подрос когда приятель
Стал ходить он с бородой.
– Вы обладаете очень недурными голосами, разрешите поблагодарить вас, – сказал Андрей Семенович и протянул милиционерам пустой рукав, потому что руки не было.

– Мы можем и на научные темы поговорить, – сказали милиционеры хором.

Андрей Семенович махнул пустышкой.

– Земля имеет семь океянов, – начали милиционеры. – Научные физики изучали солнечные пятна и привели к заключению, что на планетах нет водорода, и там неумест<н>о какое-либо сожительство.

В нашей атмосфере имеется такая точка, которая всякий центр зашибет.

Английский кремарторий Альберт Эйнштейн изобрел такую махинацию, через которую всякая штука относительна.

– О, любезные милиционеры! – взмолился Андрей Семенович, – бежимте скорее, а не то мой приятель окончательно убьет профессора Тартарелина.

Одного милиционера звали Володя, а другого Сережа. Володя схватил Сережу за руку, а Сережа схватил Андрея Семеновича за рукав, и они все втроем побежали.

– Глядите, три институтки бегут! – кричали им вслед извозчики. Один даже хватил Сережу кнутом по заднице.

– Постой! На обратном пути ты мне штраф за-плотишь! – крикнул Сережа, не выпуская из рук Андрея Семеновича.

Добежав до дома профессора, все трое сказали:

– Тпррр! – и остановились.

– По лестнице, в третий этаж! – скомандовал Андрей Семенович.

– Hoch![2] – крикнули милиционеры и кинулись по лестнице.

Моментально высадив плечом дверь, они ворвались в кабинет профессора Тартарелина.

Профессор Тартарелин сидел на полу, а жена профессора стояла перед ним на коленях и пришивала профессору ухо розовой шелковой ниточкой. Профессор держал в руках ножницы и вырезал платье на животе своей жены. Когда показался голый женин живот, профессор потер его ладонью и посмотрел в него, как в зеркало.

– Куда шьешь? Разве не видишь, что одно ухо выше другого получилось? – сказал сердито профессор.

Жена отпорола ухо и стала пришивать его заново.

Голый женский живот, как видно, развеселил профессора. Усы его ощетинились, а глазки заулыбались.

– Катенька, – сказал профессор, – брось пришивать ухо где-то сбоку, пришей мне его лучше к щеке.

Катенька, жена профессора Тартарелина, терпеливо отпорола ухо во второй раз и принялась пришивать его к щеке профессора.

– Ой, как щекотно! Ха-ха-ха! Как щекотно! – смеялся профессор, но вдруг, увидя стоящих на пороге милиционеров, замолчал и сделался серьезным.

Милиционер Сережа – Где здесь пострадавший?

Милиционер Володя – Кому здесь откусили ухо?

Профессор – (поднимаясь на ноги) Господа! Я – человек, изучающий науку вот уже, Слава Богу, 56 лет, ни в какие другие дела не вмешиваюсь. Если вы думаете, что мне откусили ухо, то вы жестоко ошибаетесь. Как видите, у меня оба уха целы. Одно, правда, на щеке, но такова моя воля.

Милиционер Сережа – Действительно, верно, оба уха налицо.

Милиционер Володя – У моего двоюродного брата так брови росли под носом.

Милиционер Сережа – Не брови, а просто усы.

Карабистр – Фасфалакат!

Профессор – Приемные часы окончены.

Жена профессора – Пора спать.

Андрей Семенович (входя) – Половина двенадцатого.

Милиционеры хором – Покойной ночи.

Эхо – Спите сладко.

Профессор ложится на пол, остальные тоже ложатся и засыпают.

Сон
Тихо плещет океян
скалы грозные ду ду
тихо светит океян
человек поёт в дуду
тихо по морю бегут
страха белые слоны
рыбы скользкие поют
звёзды падают с луны
домик слабенький стоит
двери настежь распахнул
печи тёплые сулит
в доме дремлет караул.
А на крыше спит старуха
на носу ее кривом
тихим ветром плещет ухо
дует волосы кругом
А на дереве кукушка
сквозь очки глядит на север
не гляди моя кукушка
не гляди всю ночь на север
там лишь ветер карабистр
время в цифрах бережет
там лишь ястреб сдыгр устр
себе добычу стержет.
Петр Павлович –

Кто-то тут впотьмах уснул
шарю, чую, стол и стул
натыкаюсь на комод
вижу древо бергамот
я спешу, Срываю груши
что за дьявол! Это уши!
Я боюсь бегу направо
предо мной стоит дубрава
я обратно так и сяк
натыкаюсь на косяк
ноги гнутся, тянут лечь
думал двери – это печь
прыгнул влево – там кровать
Помогите!..
Профессор (просыпаясь) – Ать?

Андрей Семенович (вскакивая): Ффу! Ну и сон же видел, будто нам все уши пообрывали. (Зажигает свет).

Оказывается, что, пока все спали, приходили Петр Павлович и обрезали всем уши.

Замечание милиционера Сережи –

– Сон в руку!


Март-апрель 1929


Проза и сценки. Драматургия. Иллюстрация № 4

Вещь

Мама, папа и прислуга по названию Наташа сидели за столом и пили.

Папа был несомненно забулдыга. Даже мама смотрела на него свысока. Но это не мешало папе быть очень хорошим человеком. Он очень добродушно смеялся и качался на стуле. Горничная Наташа, в наколке и передничке, всё время невозможно смеялась. Папа веселил всех своей бородой, но горничная Наташа конфузливо опускала глаза, изображая этим, что она стесняется.

Мама, высокая женщина с большой прической, говорила лошадиным голосом. Мамин голос трубил в столовой, отзываясь на дворе и в других комнатах.

Выпив по первой рюмочке, все на секунду замолчали и поели колбасу. Немного погодя все опять заговорили.

Вдруг, совершенно неожиданно, в дверь кто-то постучал. Ни папа, ни мама, ни горничная Наташа не могли догадаться, кто это стучит в двери.

– Как странно, – сказал папа. – Кто бы там мог стучать в дверь?

Мама сделала соболезнующее лицо и не в очередь налила себе вторую рюмочку, выпила и сказала: «Странно».

Папа ничего не сказал плохого, но налил себе тоже рюмочку, выпил и встал из-за стола.

Ростом был папа невысок. Не в пример маме. Мама была высокой, полной женщиной с лошадиным голосом, а папа был просто её супруг. В добавление ко всему прочему папа был веснущат.

Он одним шагом подошел к двери и спросил:

– Кто там?

– Я, – сказал голос за дверью.

Тут же открылась дверь и вошла горничная Наташа, вся смущенная и