высокие, неудобные, местами щербатые, сам подъезд — прокуренный, грязный и тёмный, с мутными, будто бы задымлёнными стёклами, лампочки на лестничных клетках реагировали на движение, угрюмо, неохотно вспыхивали и гасли. Когда я добралась до нужного мне пролёта, то даже слегка запыхалась — точно, скоро обзаведусь панкреатитом и коллекцией мемов про раннюю старость. Почему-то теперь мне показалась, что баба Валя поднимается не в пример бодрее меня. Я безнадёжно понажимала потёртую кнопочку звонка и прислушалась — шаркающих шагов бабы Вали не было слышно. На лавочке у подъезда её тоже нет, логично предположить, что женщина в поликлинике или в магазине. Скорее даже второе — все-таки сегодня суббота, выходной день, как-никак. К врачам старушка относилась с подлинным пиететом, так что вряд ли рискнула бы тревожить своих кумиров в выходной день, несмотря на то, что у представителей самой благородной профессии их не бывает в принципе.

Одна маленькая деталь — если глаза меня не подводят, балкон был открыт. Уйти и оставить балкон открытым было чем-то из ряда вон выходящим, это я ещё по своей бабушке помнила, пусть даже лето и жара, пусть даже четвёртый этаж, пусть даже «красть у меня нечего».

А вдруг с ней что-то случилось? И мистически чёрный кот почувствовал эманации смерти из соседней квартиры, и…

Тьфу-тьфу-тьфу, не буду я об этом думать, всё нормально, всё в порядке, подумаешь — не открывает человек дверь субботним летним днём, что теперь, сразу самое плохое предполагать? Всё будет в порядке, всё будет в порядке, — твердила я самой себе, а рука уже тянулась к узкой и острой дверной ручке. «Отпечатки пальцев останутся!»

Я разозлилась и, ни на что не рассчитывая, сердито дёрнула ручку. А дверь взяла да и открылась.

В квартире было темно, тихо и — холодно.

Я обернулась, огляделась — три других двери на лестничной клетке были заперты, в подъезде царила полная тишина. Никого. И правильно — самый конец июня, суббота, день, время дач и выгула детей в парках и торговых центрах, что за удовольствие сидеть дома?

— Баба Валя? — позвала я, голос будто тонул в смутных очертаниях прихожей — заваленной несезонной одеждой вешалки, свисающей с потолка люстры, почти что раритетного трюмо с низкими деревянными тумбами и раскрывающегося книжкой высокого овального зеркала. На тумбе лежал кнопочный проводной телефон, а рядом — старенький кожаный собачий ошейник, отчего моё сердце вдруг болезненно сжалось.

«Быстро забирай чёртова кота, по сторонам не смотри, ну же, давай, одна нога здесь, другая там», — шепнул, видимо, тот самый рогатый невидимый советник, сидящий у каждого на левом плече. Тот самый, слушать которого не надо ни при каких обстоятельствах, но чей голос так чарующе-убедителен, попадает прямиком внутривенно в душу, а потом ты недоумённо бьёшься головой о стену, не понимая, в каком таком бреду творил то, что творил? Если верить тем же неутомимым мемосоздателям, на правом плече должен сидеть белокрылый представитель противоположной, разумной и здравой, точки зрения, но у меня он свалился с плеча где-то ещё в раннем детстве, или охрип, короче, голоса того, кто посоветовал бы мне плюнуть на кота и ни в коем случае не заходить в чужую открытую квартиру, слышно не было от слова «совсем».

— Баба Валя? Это Камилла из второго подъезда. Вы дома?

Тишина. На всякий случай я ещё покискискала, без особой надежды ожидая, что кот услышит мой голос и выйдет сам — ничего подобного. Ксамурр Людмилович и я были слишком мало знакомы для такого акта высочайшего доверия.

«Ненавижу кошек. И друзей, приносящих мне кошек, ненавижу тоже! И вообще, это не друзья, а предатели какие-то, враги народа, не иначе».

Я потопталась на вытертом застиранном коврике у двери, вероятно, раз в неделю подрабатывавшем на четверть ставки половой тряпкой, и сделала шаг в квартиру, ожидая окрика, ругани, чего угодно — но тишина, гулкая, влажная, окутывала меня лесным предрассветным туманом. Шаг, ещё шаг… Надо же, расположение комнат в точности как у меня — раздельный санузел, там, очевидно, кухня, а вот и гостиная, которую тётя именовала «большой комнатой», хотя большой она была только по сравнению с туалетом.

Полуразложившегося тела, полчищ мух, сладковатого запах тлена и разложения не наблюдалось, и я приободрилась, оглядела пустую комнату, коробкообразный телевизор, обёрнутый полиэтиленом пульт на продавленном диване, накрытом тёплым пледом с бахромой. Дверь на балкон действительно была открыта, тюль слабо колыхался от лёгкого ветерка.

Хозяйка просто ушла в магазин, забыв закрыть балкон и дверь — ну и что такого, посмотрим, в каком я маразме окажусь в её-то годы. Небось, буду стриптизёров и пожарных вызывать одновременно:

«Мальчики, тушите, это же просто огонь!».

Пальцы уже коснулись тюлевой шторки, прикрывающей вход на балкон, когда за спиной что-то глухо щёлкнуло. Я обернулась, ощущая, как сердце падает куда-то в желудок, и увидела сидящую на диване женщину. Совершенно не бабу Валю не похожая, вот просто — ничего общего.

На вид ей могло быть от сорока до семидесяти, кожа неестественно гладкая, словно после подтяжек, затянутые в строгий узел на затылке волосы удивительно яркого и чистого сиреневого цвета, каким иногда закрашивали седину некоторые бабульки, правда, настолько анимешного неестественного оттенка я ещё не встречала. «Как у балерины», — мелькнула глупая неуместная мысль. Незнакомая женщина сжала худые, болезненно костлявые руки на коленях, и смотрела на меня с откровенной неприязнью, даже с возмущением, а потом открыла рот, узкие бордовые губы скривились, и произнесённая ею фраза была буквально украдена из моего сознания, слово в слово:

— А что это вы, милочка, в чужом жилище делаете?

Глава 4.

— Так баба Валя в гости давно звала, — заблеяла я, проклиная рогатую невидимую сволочь, уверявшую, что никто не заметит, как я тут шастаю, и всё обойдётся. — А ещё у меня кот на балконе. То есть, у неё на балконе кот. То есть, балкон бабывалин, а кот мой. Я просто пришла за своим котом, заберу и уйду!

— Что-то ты врёшь, обокрасть меня хотела?! — прошипела женщина. — Какая ещё баба, какой кот, воровка? Я сейчас полицию вызову, дрянь мелкая!

…Упс.

— Как какая баба, бала Валя, Валентина Петровна, хозяйка этой квартиры! — возмутилась я, решив, что лучшая защита — нападение. — Вы-то сама кто такая? Документы покажите! У бабы