так, как должно было.

Мы виделись с ней все чаще с самой первой встречи: гуляли по паркам, пили кофе и выпивали до дна наше благоденствие конфетно-букетного периода. Она – мило улыбалась мне и очаровывала своей улыбкой, а я – утопал с головой в ее красоте и духовной чистоты. Вообще, по прохождению лет я считаю, что не нужно этого периода влюбленности. Нужно сразу с головой в быт, чтобы прочувствовать человека, но в обществе нашем это не принято.

На одном из свиданий я окончательно решил, что она должна полностью стать «моей». Моей плотью и кровью, все, что было в ней должно было принадлежать мне. Незамедлительно принял решение я сделать предложение без романтики, без приличий и выпалил:

– Стань моей женой! Нам так хорошо вдвоем!

Она смутилась подобной выходке, но видимо все сладости, что проходили в нашей жизни, затуманили ей угол обзора. Она сказала «да». Мы яростно впились друг другу в губы. Помню еще, что тот вечер был завершен копченым мясом на углях и красным вином, атрибутом Иисуса. Даже сейчас чувствую это виноградное послевкусие во рту…

Далее были все эти утомляющие тело приготовления к свадьбе: отбор платья и фрака для церемонии, пригласительные для родственников, кто с кем должен сидеть и как убрать квартиру для медового месяца с дальнейшей нашей совместной жизнью. Скатерти, постельное белье, посуда с вензелями – все, что есть обыкновенного в любой из праздничных сует в каждой новой ячейке общества.

Свадьба была камерная, «для своих». Я хоть и любитель общества, но я не хотел, чтобы непорочную красоту жены моей видел хоть кто-то кроме меня. Я страшно ревновал ее даже не к материи, а к одной только мысли, к одному только восхищенному взгляду в ее сторону и как ястреб наблюдал за «моей» душой.

Такие мысли были на моей первой свадьбе, читатель. С такими мыслями я вступил в свой первый и последний брак.

3.

Я считаю, что нужно придерживаться целомудрия до свадьбы. Считаю я так потому что женщина должна хранить себя для одного единственного, во имя избегания болезней тела и души. Христос говорил нам не о плотской любви, а о любви платонической, душевной. Здесь важно сказать, конечно, что мне говорили не раз, будто я должен трезво смотреть на страницы книги, написанной юристами и переделанной под управление государством, но вопрос любви вряд ли в компетенции государственных чиновников.

Я чувствовал ее душу. Ее душа была мне родственной или той, про которую говорят: «пазл сошелся». Мы говорили часами, смеялись, страстно впивались друг другу в губы и возбуждались от этого, но я грезил о том, что она полностью станет моей именно после церемонии. Читатель скажет, что это более походит на устои Средневековые, что не хватает еще весов для взвешивания ведьм, но я правда хотел обустроить, внешне приобщиться к сакральному, заключенному на небесах. И исполнил свое желание!

После свадьбы мы вошли в наш дом. В коридоре стоял отчетливый запах бергамота и жасмина, он попадал в ноздри, раскрываясь глубоким нюансом пьянящим голову. Я посмотрел на ее тело «кровь с молоком» и поцеловал ее в ухо. Мы начали проявлять друг к другу различного рода нежности, руки рефлекторно трогали самые привлекательные наши части тела и расстегивали пуговицы на наших платьях. Последнее белье с нас спало и мы перешли в спальню. Аккуратно я положил свою женщину на кровать и встал в предвкушении: что же будет дальше? Она посмотрела на меня и притянула к себе…

…

Через 10 минут мы лежали рядом держась за руки и смотрели в потолок. Она тогда имела то глупо-веселое выражение лица, с каким женщины благодарят мужчин за плоть. Я уверен в том, что она врала этим лицом, притупляя мою мужскую уязвимость в этом вопросе. Что до меня? Я чувствовал странное покалывание в боку, отдышку, пот на своем теле, но не чувствовал самого главного. Наслаждения. Она ушла в душ, я взял пустой блокнот и написал:

«Не то».

Я на свои года «перепробовал» много женщин и моя женщина, моя жена – оказалась «не тем» в биологических моих потребностях в первую же ночь…

4.

У меня есть объяснение, теория, почему так получилось. Дело в том, что я с самого начала любил ее больше платонически. С самого начала была она для меня полубогом, которому нужно поклоняться. Я не мог опуститься до того состояния, в котором бы желал ее иначе. Однако мне пришлось врать, исполняя супружеский долг, и мучаться от этого вранья, беспомощности, отсутствия наслаждения, и голосов в голове.

Через несколько лет мучений начали у нас появляться дети, один за другим. Их было трое: Вася, Маша и Сашенька. Под влиянием детей изменилась не только моя жизнь, но и моя женщина.

От своей самой главной функции – деторождения, она начала полнеть, становилась более раздражительной, даже немного скучной. Раньше мы говорили о живописи, о политике, о новом магазинчике на Арбате, а теперь: «Вася заболел, я не спала всю ночь из-за Сашеньки, а Маша сегодня совершила самую пренастоящую глупость!». Она как всякая женщина любила своих детей до беспамятства и готова была лечь в землю, лишь бы ее «дитятки» жили свой век.

Изменился и ее запах. Она теперь пахла не девичьим запахом, а запахом женским, молочным, естественным. С одной стороны мне это нравилось, а с другой – пугало еще больше. Мне кажется, что она замечала мои настроения и старалась как можно реже кормить детей при мне. Свинья я! Только о себе и думаю.

Что касается подруг ее, то они были отодвинуты мною на второй план в самом начале нашего жития. Либералы воскликнут:

– Это посягательство на личное пространство!

А я же уверен в том, что про нее бы забыли, она бы страдала от непонимания этих душонок, а потому не считаю, что совершил я дерзкий поступок и посягнул на ее личность. Мы были только вдвоем, мы были тем, что называется «единое целое», мы были счастливы, просто с многозначительным «НО».

Вообще удивительно, как за какой-то короткий срок человек может так измениться. Прошло только два года на тот момент, а жизнь координально была перевернута с ног на голову. В перевороте поучавствовала и моя душа. Я почувствовал, увидел, как моя женщина стала для меня не просто полубогом, а самым настоящим божественным светом! Она стала Богом, Девой Марией, образом для поклонения и бесповоротной преградой к наслаждению ею.

5.

Я не знал, что мне делать. Однажды я сидел в одном из кафе города, продумывая по кругу свои мысли о наслаждении, о женщинах и о моем личном Боге. В тот день жена моя снова была погружена в детей, я же – работал, чтобы трудом своим искоренить тягу к желанию. Иногда тяга притуплялась, но почти всегда сводила меня с ума. Тут в кафе зашла девушка. На вид ей было не больше 20 лет.