Герман Бакерман вдруг сделался героем дня. Телеграммы приходили к нему со всех сторон сотнями. Некоторые из суверенов удостоили его личным изъявлением благодарности, так как и суверены дорожат жизнью не менее простых смертных. Таким образом, профессор Бакерман получил следующие знаки отличия: орден Подвязки, орден Бани, Золотого Руна, Черного Орла, Красного Орла, Белого Слона, Зеленого Дракона и многих других второстепенных. Имя Бакермана, раньше не выходившее за пределы отечества, в один день загремело по всему свету.
Он относился к своему торжеству очень скромно и с горячим радушием принимал являвшиеся к нему с поздравлениями депутации от различных обществ и корпораций.
— Помилуйте, друзья мои, — говорил он, пожимая всем руки, — вся моя заслуга состоит в том, что мне пришла в голову хорошая мысль — вот и все, и я считаю лучшей наградой себе то, что смог спасти вас всех и… вообще все человечество от неминуемой гибели.
Сам Кранквейн поспешил к Бакермару с визитом.
— Вот вы и прославились, дорогой коллега! — сказал он с кисло-сладкой улыбкой. — А, ведь, сознайтесь, — всему виной слепой случай! Не вздумай madame Бакерман купить восточных ковров, прибывших из Дагомеи, и не сиди в этих коврах коварный кусми-кусми, — тогда-бы вы далеко не ушли.
Во всех странах Европы шла деятельная переписка для сбора пожертвований на сооружение памятника Бакерману. В течение одного дня было собрано несколько миллионов и распорядительный комитет постановил, чтобы прежде всего грандиозный памятник был воздвигнут на главной площади Брунвальда.
Несмотря на свою всемирную славу, Бакерман остался тем же непритязательным тружеником, каким был раньше. Он по-прежнему проводит целые дни в своей излюбленной лаборатории и работает с прежним увлечением.
Регулярно каждый вечер он идет — теперь уже вполне беспрепятственно — в любимую "биргалле". За устранение бывших препятствий он беспрестанно воздает в душе хвалу morti-fulgurans'у. Засиживается он там с Цезарем Пюком и Рудольфом Мюллером подолгу, радуясь, что некому больше встречать его дома бранью и упреками за продолжительное отсутствие.
Но так как на свете не бывает полного, абсолютного счастья, то и у профессора Германа Бакермана есть новое горе: он все еще никак не может примириться с тем, что никто не признал его morti-fulgurans'а, а все толкуют лишь о кусми-кусми, которого давным-давно более не существует, и таким образом наносится оскорбление взлелеянному его трудами микробу. Впрочем, в последнее время он начинает понемногу утешаться, задумав создать нового morti-fulgurans'а — более сильного и непобедимого, чем был мертвый, т. е. такого, которого нельзя было-бы убить ничем в мире — даже тем или другим электричеством.
Charles Richet, "Le Microbe du professeur Bakermann", 1891 Первая публикация - «La Lecture», T. XV. mars. 1891. На русском в сборнике — "Литературный отдел «Екатеринбургской недели», 1892 г., стр. 309-328 Перевод Любови Алексеевны Мурахиной-Аксеновой.
Charles Richet, "Le Microbe du professeur Bakermann", 1891 Первая публикация - «La Lecture», T. XV. mars. 1891. На русском в сборнике — "Литературный отдел «Екатеринбургской недели», 1892 г., стр. 309-328 Перевод Любови Алексеевны Мурахиной-Аксеновой.