Мария Бочкина Ницца

Комната полна горячим морским дыханием летнего утра. Мягкий рассеянный свет пробивается сквозь плотную тяжелую портьеру, в закатные часы становясь густо огненной четкой линией. Но сейчас свет нежно рассеян в пространстве спальни. Белые крахмальные простыни еще помнят форму тела. В большом напольном зеркале отражается женщина. На белую хлопковую рубашку ниспадают длинные каштановые волосы, рукава закатаны и обнажают тонкие запястья, которые гармонично продолжают фактурные ключицы и выраженные скулы. Ее светлая кожа, чуть тронутая солнцем и по-июльски горячая, источает запах моря, смешанный с белоцветными духами. Карие глаза с янтарным отблеском застыли, вглядываясь в свое отражение. На секунду моргнув, она бросила взгляд в сторону окна и направилась по направлению к нему, ступнями изучая прогретый каменный пол. Белоснежное полотно штор, заслонявшее пышный город от глаза постояльца, обнажило всю его цветистую натуру, и теперь уже зрение жадно глотало его фактуру, но внутренняя сущность этого места пока была сокрыта.

Необычайно голубое море билось шумными волнами о каменистый берег пестрой и многоликой Ниццы. Этот известный город французской Ривьеры предстает как хитросплетение архитектурных стилей, соединяя в себе французские, итальянские и греческие мотивы, провинциальную простоту и прошлый аристократизм. Придирчивый глаз заметит, что намек на изысканность оборачивается вычурностью, а былая роскошь изрядно потрепалась, и город сохранил лишь атмосферу расслабленности и легкости жизни. Оба этих свойства, однако, желаемый и неповторимый lifestyle, к которому стремятся приезжие иностранцы, чем и объясняется популярность этого места. Если посмотреть на город сверху, то можно увидеть, как оранжево-красные черепичные крыши домов отделяются английской набережной и серой полосой берега от морской бирюзы.

В полдень городские улицы утопали в густом летнем зное и были, как всегда в сезон, многолюдны и шумны. Адель вышла из двери дома, где были арендованы ее апартаменты, и улица ее поглотила. Широкополая плетеная шляпа покрывала лицо ее точками света, придавая всему облику особую элегантность. Оказавшись в новом месте, первый раз идя по улицам нового города, Адель поспешно впитывала всё: здания, ландшафт, витрины и людей. Горожане и туристы заполняли магазины, что-то мерили, громко разговаривая, и груженные пакетами с обновками, поспешно их покидали, отправляясь в ресторан или брассери. Под маркизами и навесами они медленно потягивали апероль и курили, сквозь затемненные линзы очков поглядывая на прохожих, как на рыб в аквариуме. Китайцы облюбовали городской фонтан и делали на его фоне фото, с маленькими йоркширскими терьерами гуляли по набережной дамы, от которых иногда слышались бранные слова, а русские семьи с детьми толпились в очередях за итальянским мороженым. Во всей этой суете растворялась настоящая Франция, подлинные ее черты скрывались в глубине, в закоулках, за железными воротами старых усадеб, в музейных реликвиях, за деревянными ставнями.

Пройдя сквозь шумную толпу по шашечной плитке центра города, Адель направилась к городской набережной, а затем пересекла ее и спустилась к городскому пляжу. Некрасивая пожилая женщина загорала топлес, ее сморщенная кожа, обугленная от солнца, была шоколадного цвета, а волосы были настолько белые, что уходили в зелень. Недалеко на камнях курили только что вышедшие из моря, в каплях воды по всему телу, мускулистые арабы. Адель нашла место на берегу в стороне от людей и, сняв кожаные шлепанцы, она наступила на камни. Раскаленные они обожгли ее ступни, и, сделав пару шагов, она почувствовала сильную боль. Окунувшись в холодные морские воды, Адель вышла на берег. И боль пронзила все тело, когда она попыталась лечь на эту крупную гальку, и, только найдя спиной ровное место и замерев, девушка смогла расположиться на берегу. Она нестерпимо желала прохлады и возможности остаться на этом берегу наедине с небом и морем.

– Здесь всегда такие сильные волны, а вода очень холодная даже в середине лета, – произнес по-русски мужчина лет тридцати пяти, с небрежными короткими темными кудрями, смуглый и широкоплечий, который без стеснения расположился рядом на камнях, и, сложив руки на коленях, смотрел на горизонт.

– Как вы узнали, что я русская? – Адель поднялась и обескураженная, принялась рассматривать нового знакомого.

– По кресту у вас на шее, – сказал мужчина, не переводя взгляда на девушку, как будто заранее разглядел ее. – Я родился в Таганроге, но уже много лет живу в Европе. Моя мама еврейка по национальности, а отец – русский.

Адель стало неловко, как будто посягнули на что-то личное, заглянули ей в душу, которую она всегда предпочитала скрывать за холодной отстранённостью, как будто кто-то проник под панцирь, посмел заглянуть в глубину ее чувствительной натуры, ничуть не сомневаясь в своем праве на это, а она не успела даже спрятаться за равнодушной вежливостью, как обычно это делала. Адель встала и начала поспешно одеваться.

– Приходите вечером в бар Шапко, там будет живая музыка, играет джазовый оркестр. Я уверен, Вам очень понравится, и Вы ни в коем случае не пожалеете, – он поправил рукой волосы, и его дорогие часы блеснули на солнце. Жесты выдавали самоуверенность, пресыщение и вместе с тем усталость от жизни.

***

Адель, а точнее Аделина, любила, когда ее имя звучало короче и яснее, поэтому сама всегда себя так называла, в свои двадцать девять лет была уже довольно успешным дизайнером-архитектором. После университета она попала в круги творческой элиты, и благодаря таланту и везению начала получать высокооплачиваемые проекты. В круговерти дней и веренице событий легко потерять равновесие, и поглощенная тоской, в одиночестве, она очутилась у себя в квартире на двадцатом этаже столичной высотки в один летний вечер. Она с детства обладала чувствительностью и обостренно воспринимала красоту, и это желание никак не утолялось.

– Мам, а почему эта бабочка от нас улетает?

– Потому что она живая, – женщина поймала бабочку и насадила ее на соломинку.

– Вот, держи.

Адель посмотрела и громко зарыдала.

– Ой, прости милая, не плачь! Я так больше не сделаю!

Так красота стала не живой, а мертвой. А мертвое не может быть красиво.

В тот вечер, накануне своего дня рождения, Адель поняла, что давно уже не радовалась, не чувствовала душевного подъема, не давала волю воображению, потеряла ощущение момента. Ей захотелось оглянуться вокруг. Она решила взять паузу, уехать подальше, к морю…

***

Вечером того же дня Адель пришла в район старого города, ища глазами название